— Это желание пройдет. Ты просто благодарна мне за то, что я защитил тебя, и, может быть, потому, что я…
— …научил меня любить.
— Просто помог тебе раскрепостить твои естественные желания.
В его голосе слышалась боль, Элиз могла поклясться в этом. У нее возникло ощущение, что он старается убедить не столько ее, сколько самого себя. Впрочем, это не имело особого значения, потому что одними словами никого ни в чем убедить было не возможно. Поэтому она протянула руку и коснулась его руки, а затем провела пальцами по его груди.
— Ты думаешь, что я испытываю только благодарность — и желание?
— Я знаю это, — ответил он, и голос его дрогнул. — Но сейчас, как и раньше, этого достаточно.
Он притянул ее к себе, крепко обнял, прижимая к своему сильному телу, как будто бы хотел впитать ее всю. Элиз приникла к нему, ужасаясь тому, что, может быть, это в последний раз. Что станет с ней без него? Неужели такую цену им придется заплатить этому жестокому миру? Когда-то она уже познала страх, что их ночь может оказаться последней. Теперь это чувство вернулось, усиленное стократ. Она хотела слиться с ним, почувствовать, что они соединены, неразделимы, две части целого.
Пламя охватившего их желания было окрашено отчаянием. Страх ожидавшей их неизвестности питал это пламя, а боль маячившей разлуки придавала желанию силу. Они искали друг в друге вечное утверждение жизни и радость недолгого забвения. Они обрели и то и другое в неистовом ритме страсти, соединившей их, но хотя тела их были слиты, дыхания смешались, а уста сомкнулись, оба знали, что все это ненадолго…
Восемь дней спустя путники добрались до форта Сан-Жан-Баптист. Его стены представляли собой прямоугольник с многогранными бастионами по углам. Укрепление было мощным, но все же не таким, как у начезов, прежде всего потому, что оно не было рассчитано на пушечный огонь. У форта был мирный вид, в открытые ворота свободно входили и выходили люди. Однако на брустверах стояли часовые в полной боевой готовности.
Когда пирога причалила и они вышли на берег, в воротах уже стоял отряд солдат, готовый встретить их. Высокий красивый человек с выправкой военного вышел вперед.
Несмотря на то что Рено много дней провел согнувшись над веслом, он шел к воротам, расправив плечи, двигаясь легко и даже грациозно. Пьер догнал его и пошел рядом, а Элиз и Маленькая Перепелка следовали за ними. Все свое внимание Элиз сосредоточила на ожидавшем их офицере. Это, наверное, и был комендант форта Луи Антуан де Сен-Дени.
Сен-Дени имел репутацию умного и справедливого человека. Он не следовал разорительной политике, предписывавшей торговать исключительно с далекой Францией, а делал вид, что не замечает, как колонисты с прибылью для себя ведут дела с испанцами в форте Лос-Эдес, расположенном от них на расстоянии шестидесяти миль. В этом не было ничего удивительного: ведь до того, как его назначили комендантом, он сам был торговцем. Его тесные связи с испанцами оказались полезны, равно как и его брак с красавицей Мануэлой, которая была внучкой испанского губернатора Сан-Хуана Батисто. Политика Сен-Дени по отношению к индейцам — начеточе, каддо и эдес — была справедливой и открытой, но в то же время он твердо управлял ими. Результатом этого была стабильность во вверенной ему части колонии. Находясь далеко от центра, он пользовался почти неограниченной властью и поступал так, как считал нужным. Однако при этом он был верным слугой короля.
Как он встретит их, принимая во внимание его характер и род его обязанностей? Он может дать команду стрелять, или немедленно арестовать их, или приказать им покинуть форт и окружающие его земли. Вместо этого Сен-Дени ответил на поклон Рено, слегка наклонив голову.
— Приношу извинения за столь неожиданный визит, — сказал Рено. — Я только прошу о маленьком одолжении: уделите мне несколько минут вашего времени.
Глаза Сен-Дени сузились.
— Вы приехали из страны начезов?
— Да. Мы можем рассказать о том, что там произошло, если вы захотите послушать.
— Я кое-что знаю об этом, да и кто же не знает? Мною даже получено распоряжение — довольно бесполезное, на мой взгляд, — быть наготове на случай неприятностей. Слышал также, что вы присоединились к начезам. Могу только предположить, что они потерпели поражение.
Рено кивнул:
— Да, в некотором роде.
— Ваше присутствие, я полагаю, не указывает на то, что мы должны готовиться к бою не на жизнь, а на смерть?
— Едва ли.
— Тогда пройдемте ко мне, — пригласил Сен-Дени, добавив с тонкой улыбкой: — Я обязан выслушивать все доклады, которые могут помочь нашей обороне.
Дом коменданта был расположен прямо напротив ворот, недалеко от центра поселка. Справа находилось длинное приземистое здание казармы, в одном конце которой была столовая, а в другом — караульное помещение. Позади нее, невдалеке от левого заднего бастиона виднелся маленький домик со шпилем; можно было догадаться, что это церковь. Неподалеку стояла маленькая хижина священника-миссионера. Дома в форте были построены из вертикально расположенных бревен, щели между которыми были промазаны смесью глины, оленьей шерсти и серого мха, а крыши покрыты кипарисовой дранкой.
Элиз и Маленькая Перепелка прошли вслед за тремя мужчинами в дом коменданта. Африканский слуга принес вино, хлеб и масло, а также сдобный пирог со сливовым вареньем. Мадам Сен-Дени, донна Мануэла, пришла посмотреть, все ли у них есть, что нужно, а затем вновь скрылась в дальних комнатах. Все это время за ее юбками прятался малыш.
Когда все расселись, на гостей обрушился шквал вопросов. Сен-Дени ничего не упустил. Он хотел знать количественное соотношение обеих сторон и их вооружение, интересовался видами окопов, вырытых французами, поведением чокто, количеством жертв. Услышав об уходе начезов, Сен-Дени иронически поднял брови. Казалось, он считает, что чокто, если не сами французы, были подкуплены и поэтому ничего не слышали той ночью. Рено и не отверг, и не принял этого предположения.
Они проговорили так около часа, когда снаружи начала собираться толпа. Слух об их приезде быстро облетел форт, и люди пришли посмотреть на них собственными глазами. Сен-Дени игнорировал нарастающий гул голосов так долго, как только мог. Наконец он, нахмурившись, обернулся на звук.
— Я должен спросить вас, мой друг, — сказал он, обращаясь к Рено, — что вы намереваетесь здесь делать?
Рено взял руку Элиз, сидевшей на самодельном стуле с сиденьем из коровьей шкуры.
— Мне нужно только одно: чтобы вы защитили эту даму. Она много выстрадала и никому не сделала зла. Здесь есть одна женщина, которую она когда-то знала. Эта женщина может стать ей другом и дать приют. Если вы никому не позволите беспокоить Элиз, я буду вам вечно благодарен.
— Все будет сделано, — произнес Сен-Дени. — А как же вы?
Этот вопрос остался без ответа, потому что снаружи раздался хриплый, требовательный крик.