Другие жильцы представляли собой любопытную смесь. По соседству проживала пожилая женщина, владелица дома, вдова, вечно надевавшая черное. Она содержала кошек и появлялась только в темноте, когда выносила свой жалкий мусор. Внизу жила женщина-мулатка, у которой были сменяющие друг друга посетители, белый мужчина — ночью, а черный — в течение дня. Напротив них на нижнем этаже жил молодой человек, которого редко можно было видеть, поскольку он весь день спал и работал, в ночную смену в одном из ресторанчиков квартала.
Эдисон не предпринимал никаких усилий, чтобы работать. Он проводил ночи напролет, шатаясь по барам квартала, а дни — во сне, затаскивая в постель Ребекку или ругаясь и крича по телефону на своих адвокатов. Оказалось, его дядя отказывался оплатить расходы за путешествие в Новый Орлеан и был так зол на племянника за отказ продолжать обучение, что даже не желал с ним говорить. Поскольку дядя был к тому же главным опекуном его имущества, то содержание Эдисона было наполовину урезано. Оно восстановится в полной мере, только когда он вновь поступит в университет. Как сказал Эдисон, денег было ровно столько, чтобы хватило на смену или две дешевого нижнего белья для Ребекки.
Она собиралась попросить Маргарет прислать ей несколько вещей, но ей отказали.
Когда она позвонила, Маргарет накричала на нее по телефону:
— Ты думаешь, что слишком умная, да? Сбежала просто так? Ты думаешь, что всех нас обскакала, расхаживая повсюду, как миссис Астор, в бриллиантах и мехах, когда я застряла здесь с Ботинками! А мама? Думаю, ты знаешь, что почти убила ее, когда она обнаружила, что тебя нет?
— Я знаю почему: ты кричала на нее, как сейчас на меня.
— Не учи, как мне вести себя с мамой, негодяйка!
— Хорошо, но она в порядке? Ей так плохо?
— Я думала, придется вызывать «скорую помощь», правда. Губы ее стали такими синими, я ждала, что в любую минуту вдох ее будет последним.
Ребекка прикусила нижнюю губу:
— Дай мне поговорить с ней.
— Не думаю, что это хорошая затея. Это может снова расстроить ее, а она только сию минуту прилегла.
— Я ничего не скажу, что бы ее огорчило. Ты же знаешь, она бы хотела со мной поговорить.
Если Маргарет и слышала умоляющие нотки в ее голосе, то она посчитала возможным это проигнорировать.
— Я и вправду думаю, эта затея не из лучших. Знаешь, мне теперь надо заботиться о маме. Ты должна проявить некоторое беспокойство о ее здоровье тоже, вместо того чтобы думать только о себе и о том, что хочется тебе.
— Может быть. Я позвоню позже — узнать, как она.
— Сделай милость, — ответила Маргарет. Она повесила трубку, даже не спросив, куда собираются Ребекка и Эдисон или на что они думают жить.
Казалось, что каким-то образом Маргарет считала, что Ребекка вступила в жизнь, полную богатства и наслаждений. Больше ошибиться она не могла. В квартире был маленький настольный вентилятор, общего вентилятора не было, чтобы разгонять устоявшийся дневной зной этого невыносимого лета, и, конечно, никакого кондиционера, который был бы необходим, по мнению Эдисона. Он считал обычным делом привычку Ребекки выходить на прохладу в сумерки и сидеть на ступеньках лестницы, которая вела в их комнаты.
Эдисон, которому никогда не приходилось заботиться о покупке продуктов, жалел каждую монету на продовольственный магазин. В то же время он глумился над жалкими попытками Ребекки прокормить их двоих двухфунтовым гамбургером и парой пачек вермишели на неделю. Частенько он кидал полную тарелку в раковину, называя это пищевыми помоями, и затем, хлопая за собой дверью, выбегал из квартиры, чтобы поесть где-нибудь в другом месте. Поскольку он редко когда возвращался до рассвета, Ребекка могла сидеть на улице, сколько хотела. По крайней мере, она
поверхностно познакомилась таким образом со своими соседями. Иногда они даже беседовали, особенно со вдовой.
В квартире, которая показалась им такой просторной и светлой, когда они впервые получили ее, было несколько темных уголков на кухне и в ванной комнате, которые были просто раем для сырости и насекомых. Соседская вдова дала Ребекке котенка, который, по ее словам, помог бы решить проблемы, поскольку коты любят ловить тараканов. Эдисон вернулся домой и застал котенка, свернувшегося калачиком на его подушке. Несмотря на слезные мольбы Ребекки, он вышвырнул его за дверь.
Каждый день шел дождь. Ребекка возненавидела этот дождь, поскольку гром всякий раз будил Эдисона, и тогда он ее желал. Не имело значения, что от него исходил запах пота и перегара. Ее сопротивление раздражало его, малейшие признаки приводили его в такую ярость, что она не один раз оставалась с синяками. Когда же он наконец думал и о ее нуждах, то почему-то считал, что чем сильнее и быстрее он расправится с ней, тем вероятней, что она возбудится. А она вместо этого цепенела и в отчаянии желала, чтобы он поскорей кончал. По крайней мере, в этом проблем не было.
Неделя вылилась в другую, затем в третью. Как-то днем в четвертом часу Ребекка услыхала голос кошки. Она жалобно мяукала. Звук шел из старого дворика, на который выходили окна спальни. В спальне распростерся и спал Эдисон. Гудение вентилятора, под которым он лежал, помогало скрывать крики кошки, и все же Ребекка забеспокоилась, что излишний шум может его разбудить.
Она вышла через заднюю дверь и поспешила вниз по ступенькам. Снаружи мяуканье было громче. Оно доносилось со стороны дуба, который рос в темном из углов старого дворика. Ребекка зашла под его раскидистые ветви, затем подняла голову.
Кошка находилась на одном из верхних сучьев. Это был тот, уже подросший, котенок, которого вдова давала Ребекке. В ужасе он вцепился в сук. слишком неопытный, чтобы ориентироваться и найти дорогу вниз.
Ветви старого дуба низко свисали над двориком, но его ствол был высоким и скользким, без нижних сучьев. Ребекка поискала вокруг лестницу, скамейку, что-нибудь, на что можно было бы встать и подняться, но ничего не нашла. Она пыталась говорить с кошкой, уговаривая ее спуститься к ней, но кошачий страх был слишком велик. Она стояла, уставившись на загнанное в тупик животное, в полной беспомощности и ненавидела это чувство.
Где-то на юге пророкотал гром. Порыв ветра пошатнул и раскачал дуб, приведя в трепет обвисшие от жары листья. Кошка вцепилась в ветку, завывая.
Удар грома; скоро снова пойдет дождь. Ребекка все стояла там, в отчаянье глядя на молодую кошку, и чувствовала удушье в своей груди. Оно нарастало, ползло выше и давило ее, пока не стало щипать ей нос и не вызвало жгучие слезы. Она страдала от этого и от сознания того, что сама оказалась в ловушке, как и кошка, и не в силах помочь ни себе, ни ей.
— Попалась, да?
Ребекка резко обернулась на полунасмешливое-полусочувственное замечание за своей спиной. Перед ней стоял молодой человек с сильно вьющимися каштановыми волосами, смуглой оливковой кожей и глазами, добрее которых она не встречала никогда На нем была только пара обрезанных джинсов, а веки были тяжелыми, словно он только проснулся. Это придавало ему нежный вид, однако в его чертах и хорошо различимых мускулах прямых плеч чувствовалась сила. Участие проявилось в выражении его лица, и он вытянул руку, чтобы дотронуться до нее.
