— Дело, наверное, в том, что я кажун и работаю сторожем.
— Дело вовсе не в этом!
Она знала, что он очень болезненно относился к своему происхождению. Кажуны происходили из племени акадианцев, обитавших в Новой Шотландии. Оттуда их изгнали британцы во время войн с французами в середине восемнадцатого века. С тех пор они и жили по берегам рек в самой глуши Луизианы. Они были богобоязненны, но не пуритане. Их семьи многодетны, они любили потанцевать и выпить, любили азартные игры. Бог наградил их способностью быть довольными своей судьбой. Из-за этих своих черт характера некоторые полагали, что они совершенно равнодушны к тому, что называется успехом. Но это были люди гордые и чувствительные. Дант являл собой образец кажуна. Они не извинялись за тот образ жизни, который вели, и быстро вспыхивали, если кто-либо пытался вмешаться в их жизнь, не прощали и личных оскорблений. Данта не смущало, что он был сторожем, но его раздражало, когда кто-либо полагал, что это — единственное, на что он способен, и что он так и будет сторожем всю жизнь.
Они стояли посреди кухонной суматохи, вокруг раздавались крики, что-то дымилось, что-то парилось, в воздухе носились запахи готовящейся еды. Мимо прошел один из поваров и нахмурился. Дант взял одну тарелку и начал соскребать с нее остатки еды.
— Но, дорогая, я хотел бы заботиться о тебе.
— Ты обо мне постоянно заботишься. — Она подавила приступ тошноты, взяла тарелку и тоже стала соскребать с нее еду.
— Ты понимаешь, о чем я говорю.
— Да, я понимаю, и это очень мило с твоей стороны, — сказала она с робкой улыбкой. — Но мне просто нужно ехать домой. Мой дом — там, не здесь.
— Ты скучаешь по своему дому. — Он сказал это, как если бы изрек некую истину.
— Иногда он мне снится — мой дом, такой, каким он был до смерти Бет.
— Почему же ты тогда до сих пор здесь? Почему не уедешь?
— Я не могу. Что, если мама, узнав о моей беременности и о том, что я не замужем, очень сильно расстроится — так расстроится, что умрет?
Он повернулся и серьезно поглядел на нее.
— Мне кажется, дорогая, что ты боишься и того, что может случиться с матерью, и того, что скажет твоя сестра. Но еще ты боишься любви.
Он был прав. Какое-то короткое время она думала, что любит Эдисона и что он любит ее. Она ошибалась. То, что она чувствовала на самом деле, было не что иное, как смесь сострадания и первых порывов физического влечения. Что чувствовал Эдисон, кроме похоти, — она не знала. Теперь же все, чего ей хотелось, — так это оказаться в безопасности, дома, в своей семье и чтобы все стало по-прежнему. И уж чего она вовсе не хотела, так это, чтобы рядом оказался другой мужчина, которому надо готовить, стирать, надо объяснять, куда ты идешь и когда вернешься, который будет ложиться вместе с ней в постель и брать ее тело, как будто имеет на это право.
— Я даже не знаю, — сказал она наконец.
— Я мог бы тебя любить, ты же знаешь. — Дант смотрел на нее, ожидал ответа.
— Мог бы? — спросила она.
— Это было бы очень легко.
— Ты необычайный человек, Дант.
— К тому же и привлекательный. Кроме того, я люблю детей и стану отличным папой.
Она покачала головой, улыбаясь его энтузиазму.
— Не сомневаюсь в этом. Но лишь когда ты найдешь себе подходящую пару.
— Если бы ты захотела, то смогла бы стать мне подходящей парой.
— Но сохранили бы мы нашу дружбу?
На мгновение он отвел взгляд. Затем медленно вдохнул и выдохнул. Расправил плечи. Когда он вновь поглядел на Ребекку, лицо его было ясным.
— Хорошо, но что ты собираешься делать?
— Мне придется сперва поговорить с Маргарет, затем я буду точно знать.
Когда Ребекка вновь позвонила Маргарет, та пришла в ужас. Она повторяла лишь, что не может во все это поверить. Беременность стала наказанием Ребекке за ее поступок. Их мать тревожилась о Ребекке и спрашивала о ней. Поэтому Ребекка могла с ней поговорить, но ни под каким предлогом не упоминать о последней трагедии. Если же она расскажет о беременности матери, Маргарет снимает с себя всякую ответственность за последствия.
Когда наконец она услышала в телефонной трубке голос матери, ее охватила искренняя радость. Она сказала матери, что все отлично. У Эдисона все отлично, Новый Орлеан — отличный город, все отлично. В награду она услышала облегчение в материнской интонации.
— Бекки, я так волновалась о тебе, — сказала мать, обращаясь к ней так, как называла ее в детстве. Голос ее был мягким и теплым, и слегка грустным. — Маргарет ничего толком не смогла мне рассказать о тебе, когда я спросила ее, и не знала, как до тебя добраться. Ты хорошо проводишь время?
Хорошо ли она проводит время?
— О, да, мамочка. Правда… все в конце концов приедается.
— Я понимаю, но ты не должна о нас забывать.
— Нет, нет, мамочка.
— Ну ладно, пойду, а то я немного устала. Мне пора вздремнуть. Ты помнишь, что я тебе говорила о том, как вести себя? Ты ведь теперь окружена богатыми людьми.
Ребекка постаралась вспомнить, хотя единственное, на чем она могла сосредоточиться, был слабый голос матери:
— Я не…
— Если уж ты не можешь быть леди, хотя бы веди себя как леди. Об этом говорила мне моя мать, и ее совет не раз помогал мне в жизни. Будь осторожна, Бекки, и звони почаще.
— Да, мамочка.
Когда она вновь услышала Маргарет, голос ее звучал возбужденно:
— Мне в голову пришла мысль. Я знаю, что нам делать. Уверена, это сработает.
И самое интересное, что на самом деле сработало.
Маргарет послала Ребекке еще денег, чтобы та сходила к хорошему гинекологу и он бы установил, каков срок беременности. Когда же Ребекка смогла с точностью сказать, что она на третьем месяце, Маргарет объявила, что она беременна, надела платье для беременных женщин и начала собирать приданое для будущего младенца. Когда же Ребекка ходила на сносях, Маргарет неожиданно объявила, что возникли некоторые осложнения, требующие консультации у специалистов в Новом Орлеане. Там она и оставалась до родов сестры.
Она не посещала никаких специалистов, несмотря на подробный рассказ об этом соседям. Не было никаких осложнений, как не было и самой беременности. Она просто находилась рядом с Ребеккой и ждала.
Ожидание ее, однако, не продлилось и месяца. Может быть, Ребекка ошиблась в расчетах, может быть, сыграли роль ее маленький рост и волнения оттого, что Маргарет находилась рядом. Ребекка ощутила схватки уже через неделю после приезда сестры.
Сначала Маргарет не могла поверить, что роды начались и что Ребекка на самом деле понимает, что с ней происходит. Когда же она убедилась в правоте сестры, то начала бегать по комнате в ночной сорочке и заламывать руки. С ней чуть не началась истерика. Она все пыталась найти несуществующий телефон. Ребекке пришлось четырежды повторить ей, что звонить нужно из бакалейного магазина, чтобы она оделась и шла туда. Маргарет заартачилась, потому что была глубокая ночь и шел холодный дождь.
