За время, проведенное во Франции, Ребекка изменилась. Она уже не была прежней Ребеккой, когда выходила из самолета в Новом Орлеане. Дело было не в изысканной прическе и очаровательном оттенке, который приобрели ее волосы, не в рафинированности ее едва заметного макияжа, не в том, что на ее одежде были ярлыки со всемирно известными именами модельеров. Она не испытывала особого тщеславия от того, что на шее у нее висели баснословно дорогие жемчуга. Просто теперь у нее появился свой собственный стиль, появились небрежная элегантность и уверенность в себе. Тот аристократический стиль, который не заявлял о себе громко, но был очевиден. Она стала двигаться более грациозно, подбородок ее был вздернут, в ее голосе появились новые интонации, в которых, правда, еще проглядывало ее недавнее прошлое. Но самое главное — у нее появилась привычка тепло улыбаться и открыто смотреть в глаза своему собеседнику.
Никто не мог заметить происшедшие в ней перемены больше, чем сама Ребекка. Она знала, что этим обязана ненавязчивому воспитанию Космо, его постоянной поддержке и его безупречному примеру. За все это она ему признательна и благодарна, но больше всего ей нравилась его тактичность. Благодаря ей она ни разу не ощутила неловкости, не почувствовала, что каким-то образом не соответствует его представлению о том, какой должна быть его жена. Поэтому она прилагала большие усилия, чтобы стать такой, как он хотел, какой она была ему необходима, хотя он и не говорил ей об этом прямо.
Дело было и в ее имени. Когда они отдыхали на юге Франции, он начал называть ее Рива. Ты больше не похожа на Бекки, сказал он. Рива одна из форм имени Ребекка, более стильная, конечно. Она не сразу привыкла к новому имени, но когда они возвращались домой, решила, что оно ей, пожалуй, даже больше нравится.
В аэропорту их встретил Ноэль, приехавший на лимузине, за рулем которого сидел Джордж. Ноэль был подчеркнуто вежлив. Они знали, что он уехал из Бон Ви и живет в городке Джорджия-Теч, куда перевелся из университета Луизианы на осенний семестр. Решение было неожиданным, но Космо воспринял его без удивления и не пытался переубедить сына.
Рива была рада увидеть Ноэля и застенчиво ему улыбнулась. Он едва перекинулся с ней парой слов, пока они добирались до дома, сосредоточившись, очевидно, на тех переменах в своей жизни, о которых должен был сообщить отцу. Время от времени он оценивающе глядел на нее, но отводил взгляд, как только их глаза встречались.
Ноэль чувствовал себя неловко в ее обществе, поняла Рива. Почему? Она пристально изучала его, стараясь понять, в чем дело. Конечно, она изменилась, хотя и не настолько. На Бурбон-стрите она научилась читать одобрение в глазах мужчин и видела его сейчас в глазах Ноэля. В то же время, подумала она, за этими взглядами стоит нечто более глубокое: то ли усталость, то ли страх. Если так, что-то необходимо предпринять. Ее не устраивала жизнь, при которой она будет постоянно испытывать неловкость в присутствии сына Космо.
Когда они вернулись в Бон Ви, их ожидал обед, состоявший из всех овощей, созревших к тому времени на юге, из разнообразных блюд креольской и кажунской кухни — всего того, по чему они так соскучились за время своего отсутствия. Рива присоединилась к разговору мужчин, сделав над собой определенное усилие, и была вознаграждена за это: обстановка за столом стала непринужденной, а беседа интересной. Они, казалось, на самом деле были одной семьей, по крайней мере пока не закончился обед.
Космо нужно было немедленно решить несколько неотложных вопросов. Теперь, оказавшись дома, он вновь поставил дела корпорации на первое место, чего уже не было несколько месяцев. Он извинился и вышел в библиотеку позвонить, оставив Ноэля и Риву вдвоем. Рива заметила, что дворецкий ждет, когда можно убирать со стола, и поднялась с кресла. Ноэль последовал ее примеру из вежливости. Рива вышла в холл и направилась к задней галерее. Он пошел за ней.
На воздухе было тепло, но приятно, потому что летняя влажность была иссушена жаркой погодой. Полутьма галереи была уютной и располагающей. Рива прислонилась к колонне.
— Как хорошо вновь подышать свежим воздухом, — сказала она просто так.
— В Европе его не хватало?
— Да, конечно. После всех этих самолетов, аэропортов, автомобилей с кондиционированным воздухом.
— Вы получили удовольствие от поездки?
— О, да!
— Медовый месяц прошел удачно?
Она повернулась и поглядела на него, прижав спину к колонне, еще хранившей тепло солнца.
— По-моему, да. Ноэль…
Он не отрываясь глядел на нее, небрежно положив руку в карман брюк. На плечо и часть лица падал свет из холла, но глаза оставались в тени.
— Да?
— Я хочу, чтобы вы знали — вашему положению ничто не угрожает. — Слова были произнесены тихо, но искренне.
— На самом деле? — Его интонация была вежливой, но в ней слышалось сомнение.
— Ничто не изменится в вашей жизни.
— Просто изменения уже произошли.
— Я имею в виду, что не собираюсь присваивать себе ничего из того, что принадлежит вам, никогда не буду претендовать на ваше.
Он очень долго смотрел на нее из темноты. Лицо ею было напряженным, и это отражало то ли сдерживаемую злость, то ли грусть, то ли тоску.
Наконец он сказал:
— Но вы уже присвоили себе нечто.
— Что? — спросила она искренне изумленная.
Он подошел к ней ближе. Протянув руку, он взял нити с жемчугами, лежавшие у нее на груди.
— По традиции эти жемчута принадлежат мне, как старшему сыну. Я должен был бы подарить их своей жене.
— Но у вас еще нет жены.
— А у моего отца есть. Но разве вы расстанетесь с этим украшением, когда я женюсь?
— Конечно, если так велит традиция. — Она говорила искренне, хотя слова его причинили ей боль.
— Какое самопожертвование!
Раздраженная насмешливостью его тона, Рива сказала:
— Я не просила эти жемчута, Космо сам подарил их мне.
— Я уверен, что так оно и было. Вряд ли он мог противостоять искушению.
— Если вам только это и нужно, заберите себе их сейчас же! Я не хочу, чтобы между нами оставались какие-то невыясненные вопросы и претензии.
Быстрым движением он схватил ее за руку:
— Не смешите меня. Я вовсе не жемчуга хочу.
Он стоял так близко, что она почувствовала запах сандала и лимона — запах лосьона, которым он пользовался после бритья. Она ощутила аромат накрахмаленной льняной сорочки и свежесть его мужественного тела. Казалось, она была вся окружена им. он проник внутрь ее, захватил ее. Это ощущение было настолько сильным, настолько знакомым, что она невольно подалась к нему. В испуге она поняла, что ее охватывает желание. Это было так неуместно, что она использовала всю силу воли, чтобы подавить в себе это желание.
