Кэтрин сильно покраснела.
— Я не знаю, заперты мы или нет. — Горячая волна окатила ее с головы до ног.
— Да, я слышал, как в главной двери поворачивался ключ, когда они уходили, оставив меня здесь.
Она посмотрела ему в лицо.
— Они?
— Двое рабочих с поля. Раньше я их не встречал.
Она наконец-то развязала последний узел и отбросила веревку, сидя перед ним на корточках.
— И долго вы вот так пролежали?
— Вот так, как вы выразились, я пролежал с полудня, когда меня пригласили в кабинет Жиля. Мы сидели, выпивали и обсуждали мои недостаточные успехи в нашем сотрудничестве. Где-то в середине я отключился. Думаю, что меня перенесли сюда днем, ведь первый раз я просыпался в другой комнате.
Кэтрин вспомнила, как Жиль захлопнул дверь в кабинет. Наверное, Рован был уже там, когда муж привел ее в башню.
— Как вы умудрились упасть и разбить лицо, если вы сидели?
— Нет, дело в том, что… — он остановился, прикрыв глаза ресницами.
— И что было потом?
— Сам виноват, был неосторожен.
— Со связанными руками и кляпом?
Она поняла, что он уклоняется от ответа.
— Тогда у меня еще не был заткнут рот.
— Если вы были в сознании, это должно было случиться здесь, в башне. Жиль, это только его работа…
Его разбитое лицо выражало удовлетворение.
— Я не думаю, что ему понравились мои замечания о его морали, происхождении и обращении с собственной женой. Видите ли, он пришел из этой комнаты, а под мышкой нес одежду, которую я видел на вас последний раз, в кулаке были зажаты шпильки от волос.
Чтобы Жиль ударил связанного человека?! Невероятно!
— Мне кажется, он сходит с ума. Болезнь, возраст.
Рован растирал запястья, восстанавливая циркуляцию крови, дотронулся до распухшего глаза.
— Во всяком случае, сила у него еще есть.
— Не можете же вы утверждать, что то, что он от нас требует и что он с нами сделал, нормально. — Она встала и подошла к кровати, стащила шерстяное покрывало и накинула на плечи. — Что же еще он придумает?
Рован лежал, жадно рассматривая ее ровную гладкую спину, точеную тонкую талию, огруглые, соблазнительные ягодицы. Простыня, которой она была обернута, в точности повторяла все изгибы фигуры. И это было так необычно по сравнению с пышными платьями, что он не мог отвести взгляда. Шлейф, что тянулся за ней по полу, казалось, должен придать ее одеянию нелепый вид, но получилось совсем наоборот: сейчас она была похожа на необыкновенно женственную античную королеву.
Всегда, даже в последние минуты своей жизни, окруженный внуками, он будет помнить тот миг, когда Кэтрин Каслрай вышла из-за кресла со свечой в руке. И даже множество бесстыдно-голеньких небесных ангелов никогда не смогут возместить ему уход из мира, где существовала такая красота.
В голове его вертелось одно предложение, однако не продиктованное обыкновенным желанием. Он все взвесил, обдумал и… отказался от него.
— Можно, конечно, помочь вашему мужу придти в себя.
Она медленно обернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. Вся запылав от гнева, сказала:
— Вы имеете в виду… после всего примириться с его желаниями?
— Это было бы так ужасно? — Затаив дыхание, он ждал ее ответа.
На бледном от возмущения лице ее глаза казались огромными и темными. Она подняла руки, покрывало соскользнуло с плеч и упало на пол рядом с Рованом. Улыбка восхищения пробежала по его лицу.
— Я вижу, вам эта идея не подходит.
Кэтрин обернулась.
— Мне пойти на это из-за страха? Пожертвовать всем, во что я верю, но ради чего?
— Но ведь башня — настоящая тюрьма. Я поразился ее возможностями еще при первом знакомстве. Мы можем пробыть здесь очень долго.
Рован с усилием встал. Все болело, будто его избили. Без сомнения, так оно и было, да еще этот твердый пол. Стиснув зубы, он начал работать ногами, пытаясь освободиться от ковра и не обращая никакого внимания на свою полнейшую наготу.
— Можете прикрыться. — Кэтрин поспешно показала на лежащее рядом с ним покрывало. Рован и бровью не повел.
— Конечно, если бы смог дотянуться до него. — Его явно забавляло ее смущение, и он продолжал выпутываться из ковра.
— Наверное, все-таки придется просить вас о помощи. Не могу освободить ноги, да все еще болит плечо.
Она стояла, скрестив руки и обняв себя за плечи. Как в омут, бросилась к нему, но вдруг остановилась: перед ней лежал обнаженный Рован. Он невинно улыбнулся ей и натянул на себя покрывало. Она нахмурилась, пытаясь потуже затянуть вокруг себя простыню. Смущенная, покрасневшая, она выглядела чудесно.
— Сейчас вам смешно, но будет не до смеха, когда Жиль попытается вас убить.
— Это вполне возможно? — Он встал под покрывалом, пытаясь развязать веревку на ногах.
— Он практически намекал на это, так как ему взбрело в голову, что вы будете всем рассказывать об этом…
— Он вообразил, что я стану распространяться насчет моих привилегий быть в деликатных отношениях с его женой? Его мнение о моих манерах поразительно, не говоря уже о том, что он не имеет представления о моих пристрастиях в светских беседах.
— Не хочет оказаться в дурацком положении и боится разговоров, как мы с вами его обманываем.
— А быть рогоносцем по своему велению? Извините, но чем же одно лучше другого? — Он сказал это довольно резко, но намеренно не смягчил тона.
Она замерзла, так как в комнате стало совсем холодно.
— Да, в этом случае все бессмысленно. Но я представляю себе ход его мыслей: если бы мы согласились с его приказом, вам бы была сохранена жизнь. А уж когда… бы появился ребенок, он бы успокоился, поскольку вы бы ради него… ребенка, молчали.
Рован отбросил связывавшую ноги веревку, завернулся в покрывало и стал похож на индийского раджу.
Он сделал величественное выражение лица и гордо произнес:
— Вы предлагаете пожертвовать своей жизнью в обмен на сохранение моей?
— Ну что же здесь смешного? А вы предлагаете свою честь ради моего спокойствия и только?
— Это не одно и то же, — отчетливо произнес он.
— Почему же? Разве вас не заставили лечь в мою постель?
То, что он вспомнил, одновременно отозвалось вновь возникшим желанием и ударом по его самолюбию.
— Не совсем так. Но я бы не отказался от соблазна. Только по вашей просьбе я согласился воздержаться от того, чего от нас ждали. Я не мог не подчиниться желаниям леди.
