Квартал. Два. За угол налево. Анина шляпка слетела с головы и болталась у нее за спиной, удерживаемая только лентами. Она слышала дыхание позади себя, хотя Эмиль отстал и расходовал сейчас попусту свое дыхание, чтобы остановить ее.
Впереди до нее донеслись хриплые звуки скрипки и шарманки, взрывы смеха. Она увидела огни, которые становились все ярче по мере того, как солнечный свет тускнел и опускались сумерки. Именно туда, где светились огни и откуда доносилась музыка, и направлялся мужчина, которого она преследовала. Корсет сдавливал грудь Ани, но она, едва дыша, заставила себя пробежать эти последние несколько ярдов.
Внезапно она оказалась на свету. Ее зрение вдруг обострилось, и она, замедлив шаги, оглянулась вокруг. В окружавших зданиях, как и во всей улице, было что-то странное. Она не обращала внимания на улицы, которые пересекла, да и вряд ли там были таблички с названиями, но это место ей не нравилось.
Но ее внимание тут же было отвлечено – она увидела главаря шайки, которого называли Редом. Он протискивался через группу мужчин возле двери дома, на балконе которого стояла женщина. Он оглянулся на нее, а затем исчез внутри. С решительным огнем в глазах Аня направилась за ним.
– Стой! – послышалось у нее за спиной. Кто-то с силой схватил ее за руку и развернул, и она оказалась лицом к лицу с Равелем. Какое-то мгновение она удивленно смотрела на него, а затем попыталась вырвать у него свою руку, упираясь свободной рукой ему в грудь.
– Отпусти меня!
– Тебе нужен сторож! – сказал он сквозь зубы. – Какого черта ты здесь делаешь?
– Он вошел в тот дом, главарь шайки, который был в «Бо Рефьюж». Отпусти меня, или я его потеряю!
– И что же ты собираешься делать, если ты его поймаешь? – Он схватил ее и за другую руку и встряхнул.
– Он может сказать нам, кто его хозяин!
– Как ты собираешься убедить его сделать это? Попросить его как следует?
– Ты что, считаешь меня идиоткой? Я хотела разузнать, где он скрывается, и заставить полицию вытащить его оттуда!
От его цепких пальцев ее руки начали неметь. Она не могла вырваться из его рук, и это наполняло ее таким отчаянием, что хотелось кричать. Она с трудом подавляла в себе растущее желание пнуть его ногой, как сделала бы та девчонка-сорванец, которой она была когда-то, или хотя бы выцарапать ему глаза.
– Полиция, – сказал он с сарказмом в голосе, – появляется здесь только при ярком свете солнца и вооруженная до зубов. Оглянись вокруг. Это Галлатин-стрит.
Она перестала вырываться и с сомнением посмотрела на него своими темно-синими глазами. Затем медленно повернула голову.
Вдоль улицы в ряд шли пивные, трактиры и бары, возле дверей которых были рассыпаны грязные опилки. Мужчины, входившие и выходившие из них, были матросы, грузчики, кочегары и, вероятно, фермеры и охотники из глухих отдаленных районов. Их лица были обветренными, грязными, небритыми. От них несло перегаром. Она заметила худое дикого вида существо, на его талии были прилеплены кожаные ремешки, ужасные удавки, которые, как известно, доставляли быструю смерть любому неопытному новичку, рискнувшему по глупости зайти сюда. Женщины, которые расхаживали по деревянным тротуарам, выглядели немногим лучше. У этих женщин с суровыми безжалостными лицами, одетых в кричаще-безвкусные наряды, которые им были явно малы, было только одно имя. Женщина на балконе в том доме, где исчез-главарь головорезов, то и дело принимала различные позы, то поднимая свою и без того короткую юбку чуть ли не до самого бедра, чтобы дать возможность мужчинам, толпившимся под балконом, окинуть быстрым взглядом ее ногу, то наклоняясь к перилам и потряхивая плечами так, что полные груди вываливались из глубокого декольте неряшливого платья и их приходилось заталкивать обратно. Не было никакого сомнения в том, что дверь под балконом вела в бордель.
Аня облизала губы. С трудом придав твердость голосу, сказала:
– Ты мог бы войти и вытащить этого бандита оттуда.
– И оставить тебя здесь одну? Да я не успею отвернуться, как ты окажешься на спине с задранными юбками и выстраивающейся возле тебя очередью.
Она сверкнула на него глазами.
– Со мной мог бы остаться Эмиль. Где он?
– Я послал его за моим экипажем.
– Твоим экипажем? Когда я захочу отправиться домой, я смогу пойти пешком, – По правде говоря, она вдруг почувствовала себя просто измученной этим долгим днем и той ночью, но она не признавалась себе в этой усталости и даже не чувствовала ее вплоть до этого момента. Однако она вовсе не собиралась признаваться в этом во всеуслышание.
– Я не могу, – твердо и окончательно сказал он.
– Ты хочешь сказать, – медленно спросила она, – что ты просто собираешься скрыться отсюда? Ты собираешься дать главарю этих разбойников уйти? Тогда зачем ты сюда вообще пришел? Что ты здесь делаешь?
– Я бежал за тобой, вот и все. Нам нужно кое-что обсудить.
Ее слова были полны гнева, но при этом холодны настолько, что, казалось, были покрыты инеем:
– Я не вижу ничего, что нуждалось бы в обсуждении.
– Правда?
Он отпустил одну ее руку, чтобы помахать Эмилю, который выглядывал из окна приближающегося экипажа, разыскивая их. Аня могла бы вырвать свою руку у Равеля в тот момент, когда его внимание было отвлечено, но какой в этом был смысл? Она неподвижно стояла, прислушиваясь к его твердым спокойным словам, которые звенели у нее в ушах. Чего он мог хотеть от нее? Этот вопрос обеспокоил ее, но не был вполовину таким угрожающим, как остальные, заполнявшие ее голову. Без сомнения, беспокойство Равеля о ее безопасности было преувеличено. Но если так, то почему он позволил скрыться главарю этих бандитов?
Экипаж Равеля был еще достаточно новым, пахло хорошей кожей, лаком и слегка табаком. Он подпрыгивал и раскачивался на рессорах, проезжая по разбитым колеям улицы. Кучер торопился, не желая задерживаться на самой печально известной улице города. Вскоре они выехали на мощеную улицу, и экипаж слегка замедлил ход.
Равель бросил взгляд на Аню. Она сидела, выпрямившись и держала на коленях свою шляпку. Вид ее каменного лица сдавил ему грудь. Он хотел бы знать, что происходит сейчас в ее живом уме, и в то же время он боялся, что слишком хорошо знает это. Она сводила его с ума и была невероятно желанной со своими прядями волос, выскальзывающими из прически, розовыми от гнева и напряжения щеками и мягкими округлыми контурами грудей, которые при каждом ее глубоком вдохе вырисовывались через корсаж платья. Если бы не Жиро, сидевший напротив, он вполне мог рискнуть вызвать ее гнев, прижать ее к кожаному сиденью и целовать до тех пор, пока она не задохнется и не прекратит сопротивление.
Это был единственный способ, с помощью которого он, вероятнее всего, смог бы овладеть ею после сегодняшнего дня. Если, конечно, его авантюра не окупится. Однако он знал, что удача – не леди. Она скорее проститутка, которая тянется к тем, кто презирает ее, и, смеясь, отворачивается от тех, кто нуждается в ней больше всего.
