– Дон! Я – Орион! Как слышишь?
Кабан подал сигнал, что в настоящий момент говорить не сможет. Пришлось ждать. Бандит вышел на связь через полчаса:
– Орион, я – Дон!
– Почему не мог ответить сразу?
– Был у Хана.
– Как он?
– Спокоен! Ваш подход остался незамеченным.
– Доложи обстановку.
– Обстановка спокойная, база живет обычной жизнью. Недавно Хан выслал часовых на посты, которые находятся на вершине северного перевала прямо над аулом и с востока примерно в ста метрах. Западный пост, расположенный в двухстах метрах от базы, функционирует круглосуточно. На каждом посту по одному наемнику, вооруженному ручным пулеметом. Но службу они несут пассивно, уверенные в безопасности базы.
– Мы видим аул, участки сохранившихся зданий и развалин. Кто конкретно проживает в сохранившихся домах?
– Если вы контролируете аул, то видите, что дома, пригодные для жилья, стоят в два ряда, примыкая к подножию южного перевала. В каждом ряду по семь зданий. Посередине каждого ряда – два больших дома. В том, на котором установлена спутниковая антенна, находится Хан. Вместе с сожительницей. В другом – я. Ко мне тоже в десять часов придет женщина, так что не обращайте на нее внимание. Не исключено, что ночью и на посты пойдут бабы.
Тимохин удивился:
– Зачем?
Кабадзе усмехнулся:
– А вы не догадываетесь? Чтобы ублажать дозорных. Здесь это в порядке вещей, хотя и строжайше запрещено. Но контингент банды Хана подобран такой, что особо дисциплиной себя не утруждает. В общем, бардак.
– Ясно. Дальше?
Кабан продолжил:
– Рядом с большими домами – четыре обычных здания. В них размещена охрана, свободная от дежурства.
– Которая также принимает ночью женщин?
– Кто принимает у себя, кто уходит к рабыням. Кто отдыхает.
– Да, действительно бардак. Как же охранялись девушки, впоследствии отправляемые за «бугор»?
– О, тогда все менялось. Их охраняли с соблюдением всех установленных правил. Но те бабы, что сейчас в ауле, не девочки стоимостью в несколько миллионов долларов. Сейчас на базе расходный материал, шлюхи, рабочие лошади.
Тимохин спросил:
– Что еще?
– В остальных домах ютятся рабы.
– Подходы к аулу?
– Их три: две тропы южного перевала, одна – ведущая к посту на вершине северного хребта. Ну и ущелье. С запада. На востоке оно непроходимо.
– Что еще скажешь?
– Вы обещали, что сообщите, когда планируете нанести удар по базе.
Командир «Ориона» поинтересовался:
– Ты сейчас дома?
– Да!
– Тогда прикинься больным и ни сегодня ночью, ни завтра, ни послезавтра на улицу не выходи. Это все, что я могу тебе посоветовать, дабы гарантированно сохранить жизнь. По крайней мере, наши бойцы тебе вреда не принесут. Ну а уже с боевиками решай проблемы сам. Хотя, думаю, решать их станет не с кем. И все же будь на стреме, не расслабляйся!
Кабадзе ответил:
– Я все понял!
Тимохин задал еще один вопрос:
– Да… Хан сможет в ходе штурма выйти на связь с Тимуром?
– Вряд ли, если вы будете действовать быстро и снесете с крыши спутниковую антенну.
– У него нет портативной станции?
– Есть, но ее надо еще привести в рабочее состояние. Стационарная же находится в полной готовности.
– Я тебя понял.
Кабадзе добавил:
– И еще! Развалины внешне выглядят безобидно, но на самом деле там можно организовать достаточно мощный укрепрайон. Так что будет лучше, если вы не допустите прорыва людей Хана к развалинам.
– Похоже, ты решил действительно оказать нам существенную услугу.
– Я делаю это исключительно в целях облегчения собственной участи.
– Ясно. У тебя все?
– Да.
– Тогда до встречи в ауле, Дон. И не вздумай совершить глупость. Не пытайся уйти из аула. Тогда все наши соглашения утеряют силу, а ты будешь обречен на смерть.
– Я себе не враг. До встречи, Орион.
Тимохин переключился на Крымова и сообщил ему результаты переговоров с Кабадзе. Кабан, по сути, подтвердил уже полученные спецназом разведданные. Крымов объявил о выходе групп на рубеж штурма в 7.00 среды, 6 октября.
В горах стемнело. Наступила жуткая тишина, прерываемая воплями шакалов, мечущихся стаями где-то на востоке, и резким лаем сторожевых псов, которых в ауле было немного. Наступила ночь перед штурмом. Долгая, тревожная ночь.
Впрочем, не для всех она была тревожной и долгой. Наемники, решившие провести время в обществе проституток, закрылись в своих комнатах с женщинами или ушли в соседние дома. Охранник привел к Кабадзе Лейлу. Статную, красивую женщину, которая нравилась Кабану. Но она была нужна бандиту не как любовница, сожительница или просто женщина из Хаба-Юрта, которой он решил помочь. Лейла была нужна Кабадзе для других целей. Поэтому ему предстояло разыграть спектакль. Как только она переступила порог его дома, Кабадзе указал на комнату:
– Проходи, женщина!
Лейла подчинилась.
В комнате спросила:
– Зачем ты позвал меня, Лечо? Среди рабынь много шлюх и моложе и красивей меня. Как Мари, которую пригрел Хан.
– Ты жалеешь об этом?
– Нет! Но мне обидно. Я не рабыня, хотя меня и подарили Зелимхану, как вещь.
– Тебе было хорошо с ним?
– Почему ты спрашиваешь об этом?
– Ответь, Лейла!
– Нет! Но я старалась доставить ему удовольствие. А он... отправил меня на кухню!
Кабадзе подошел к женщине, резко притянул ее за талию к себе:
– Если бы ты знала, как я хотел чувствовать рядом твое тело, видеть твои глаза, твои зовущие губы. С первого раза, как я увидел тебя, понял: ты – та единственная, кто нужна мне. И плевать на прошлое. Но я ничего не мог сделать, пока ты жила с Ханом. Теперь все изменилось. И я спрашиваю тебя: хочешь ли ты стать моей женой? Одной, единственной женой?
Женщина изумленно переспросила:
– Женой? Я не ослышалась, Лечо?
– Да, женой!
– Но я же...
– Лейла, мне плевать на твое прошлое.
– Я не чувствую искренности в твоих словах.
– Это потому, что я давно не общался с женщинами не как со шлюхами. Я растерян, взволнован, влюблен. И я в ожидании.
Женщина обняла коварного Кабадзе:
