– Обязательно прочту! Я видела на углу Сретенки рекламу
нового книжного, сегодня же зайду и куплю!
– Ну вот еще, что ж, мы тебе не подарим?
– Я одну куплю, а другую вы подарите.
– Если тебе понравится, мы все тебе подарим! –
воодушевилась Мура. – Лучше всего начинать с «Мухи в янтаре»! Если в
магазине будет несколько книг, бери «Муху», не ошибешься!
Мы дошли по Поварской, одной из самых моих любимых улиц в
Москве, до Кудринской площади. Раньше это была улица Воровского и площадь
Восстания. Я любила эту улицу, кроме всего прочего потому, что в том вот
угловом доме жил Андрей Георгиевич, Андрюша.
– Ох, Мура! Ты помнишь, что тут было? –
воскликнула я.
На месте старой развалюшки, где было знаменитое на всю
Москву кафе, теперь стоял красивый желто-белый дом – культурный центр имени
Чайковского. Он был сделан под старину, и, на мой взгляд, удивительно удачно.
То старое кафе было знаменито лишь тем, что на вечно грязном окне белой
масляной краской была сделана рекламная надпись «Кофе. Чай. Пирожные. Ром.
бабы». За точность всей надписи не ручаюсь, но «Ром. бабы» там были. Однако
буквы были все одинаковые, а точка стерлась. И это было единственное в Москве
заведение, где в открытую предлагались экзотические спиртные напитки и бабы!
Впрочем, кафе – слишком громкое название для поганой забегаловки… А теперь –
культурный центр!
– Андрея своего вспоминаешь? – сочувственно
спросила Мура.
– Да нет, забегаловку…
– Какую забегаловку? – испуганно осведомилась
Мура.
– Ту, что была на этом углу…
– Тебя Андрей туда водил?
– Боже упаси! Он водил меня рядом, в Дом литераторов…
Кстати, я не посмотрела, там ресторан еще сохранился?
– Что ты, это один из самых шикарных ресторанов теперь,
цены бешеные… А раньше там можно было вдвоем прекрасно пообедать, выпить
бутылку водки, дать на чай и на все хватало десятки…
– Вот когда вы вернетесь из Свердловска, мы туда и
сходим!
– С ума сошла!
– Ничего подобного! Помнишь, ты всегда говорила: однова
живем!
– Как много ты помнишь про меня, Динка…
– Знаешь, это потому, что в детстве ты мне больше
нравилась, чем мама.
– Почему?
– Ну, мама ведь сломалась, когда отец ушел… А ты была
всегда такая веселая, бесшабашная, умела радоваться жизни… Мне это нравилось…
Ты вечно рассказывала о своих неудачах на любовном фронте с юмором, а я своим
детским умишком понимала, что это больше совместимо с жизнью, чем мамины
греческие трагедии…
– Нет, это не греческие трагедии… Это типично русская
покорность злой судьбе, извела меня кручина и все такое! Ой, вон Вася едет!
Садись, довезем тебя до Сухаревки!
Вася был очень удручен смертью сестры и молчал всю недолгую
дорогу.
…Вот и опять я осталась одна в родном городе. Интересно,
позвонит сегодня рыжий? Зачем он мне, собственно, нужен? К тому же он, кажется,
моложе меня. Нет, гораздо интереснее, позвонит ли отец? Вероятно, Арина уже
сообщила ему о моем звонке. Теоретически он должен был бы сразу спросить у нее
мои телефоны и немедля позвонить… Но я уже давно знаю, как теория расходится с
практикой. Особенно в том, что касается чувств. Ну нет у него ко мне отцовской
любви, я давно это поняла, тогда зачем все это? Он меня не любит, а разве я его
люблю? Я любила его в детстве, восхищалась им, потом ненавидела… А что осталось
от всех этих бурных чувств? Пустота? Если бы не Мура, я бы, наверное, все-таки
не стала звонить.
Я спустилась в книжный магазин, открытый в новом Торговом
центре на Сухаревке, бывшей Колхозной… У входа торговали цветами. Цветы были довольно
убогие и безумно дорогие. Зато в книжном у меня зарябило в глазах. И первая
книга, на которую упал взгляд, оказалась сочинением Троцкого. А неподалеку
Солженицын, Бердяев, Оруэлл… Я прекрасно помню, как девочкой, дрожа от страха и
азарта одновременно, относила кому-то книгу Оруэлла «1984 год»… Отец отозвал
меня в сторону и очень серьезно сказал: «Динуша, вот эту книгу надо немедленно
отвезти на Красноармейскую, дяде Леве! Я бы сам отвез, но сейчас нет времени
совсем. Только ты будь очень внимательна и осторожна. Если вдруг что, говори:
нашла…» Я уверяла его, что прекрасно все понимаю, никуда не буду заходить,
спрячу книгу под учебники, более того, я сорвала обложку со старого учебника
химии и вложила Оруэлла в нее. И когда я нарочито медленно, словно прогуливаясь,
шла к метро, внутри у меня все трепыхалось от сознания важности своей миссии.
Смешно вспомнить. Но сама я читать эти книги не любила. И слушать «вражеские
голоса» тоже. Мне от всего этого делалось неуютно и страшно. Но когда мама
умерла и я стала жить у отца, где постоянно толклись диссиденты, как я теперь
понимаю, настоящими диссидентами были только двое из них, а остальные так,
около, я втянулась… И бабка, и отец были, что называется, сочувствующими, они
помогали деньгами тем, кто в этом нуждался, бабка один раз даже провезла на
Запад микропленку с чьей-то рукописью… А теперь все эти книги стоят в открытой
продаже, и тиражи у них совсем небольшие, на любителя, так сказать. А в нашей
паучьей компании любили говорить, что в России, собственно, ничего не
изменилось… Я здесь второй день, а изменений уйма… Правда, они из своей банки
беспрерывно воспаряют, а я человек вполне приземленный.
Я купила Васину «Муху в янтаре», она была издана на редкость
безвкусно, я вообще заметила, что массовая литература издается здесь в худших
традициях американской книжной дешевки. Но, видимо, это неизбежный этап в
развитии книготорговли. Я вышла на Сухаревку и остановилась в раздумье.
Хотелось есть. Вокруг были какие-то заведения, но идти туда охоты не было, и я
заглянула в магазин, который был здесь еще в старые времена. Теперь он стал
почище, прилавки были полны. Однако ничего общего с вчерашним супермаркетом. Но
тем не менее я купила все, что мне могло понадобиться, и побрела к себе в Луков
переулок. И вдруг ощутила жуткое одиночество. Я вообще достаточно одинокий
человек, и обычно это меня нисколько не тяготит, но тут, в родном городе… А
впереди еще долгий вечер. Нет, не такой уж долгий, вчера я не спала ночь и если
завалиться часов в десять, посмотреть телевизор… Ах, ведь еще собирается
звонить рыжий… А ну его к черту, не хочу! Возьму и выключу мобильник. До утра.
Если ему будет очень надо, дозвонится завтра или просто все поймет. А если
вздумает позвонить папочка, у него есть домашний телефон. Так я и поступила. Перекусив,
включила телевизор, надо же хоть немножко войти в жизнь своей родины… На одном
канале шло немыслимое по пошлости ток-шоу, на другом довольно беспомощный и
глупый сериал для подростков, на третьем два дядьки с постными рожами
сокрушались по поводу плачевного состояния отечественного водоснабжения. На еще
одном канале шел старый американский сериал с Доном Джонсоном, кажется, тут
телевидение такое же скучное, как и везде… Я нажала на следующую кнопку и
увидела трех мужчин, они сидели за столиком и разговаривали. Вернее, двое из
них расспрашивали третьего. Его лицо показалось мне знакомым… Боже мой, да это
же Костя Иванишин! Тоська говорила, что он здесь знаменитость… Я впилась в
экран.
