В этой истории вообще не было невиноватых — виноваты были все. Израиль был виноват в том, что существовал и пытался сделать что-то, чтобы на его города Хайфа, Сдерот и Ашкелон не падали ракеты, потому-то он и выставил у границы цепь поставленных на автоматическое уничтожение цели скорострельных зениток-роботов. Палестинцы были виноваты в том, что тоже пытались как-то существовать — но при этом не прекращали обстрелов и привечали на своей земле матерых боевиков Аль-Каиды, Иттихад-е-ислами, Джихад-е-ислам и прочих, которым все равно было, где лить кровь и чью. Но последним виноватым, чье решение и привело в конечном итоге к страшной трагедии, был второй пилот самолета «Боинг-737» авиакомпании Иджипт-эйр…
— О Аллах!
Что-то пронеслось перед самой кабиной, что-то маленькое. Капитан аз-Зумр попадал под обстрел и знал, как выглядит нацелившаяся на самолет зенитная ракета, но это была не зенитная ракета, она бы целилась не в кабину, а в один из двигателей, наводясь по тепловому следу. А вот Абдул испугался — военным он не был.
— Что это?
— Принимаю управление…
Капитан аз-Зумр не успел договорить — он хотел сказать: «…на себя!» — и перехватить штурвал, но тут небо распорола очередь из зенитной установки, это точно была зенитная установка, ярко-красная, пульсирующая трасса прошла совсем рядом, как на грех с правой стороны кабины, где сидел второй пилот. В отличие от аз-Зумра, он никогда не попадал под обстрел, и если бы капитан в таком случае попытался бы уйти боковым скольжением — то Абдул смертельно испугался и с ходу сделал самую страшную ошибку, какую только можно совершить при выполнении посадки. Не имея достаточной тяги на двигателях, забыв все, чему его учили — сначала РУДы, только потом штурвал, — он резко рванул штурвал на себя, пытаясь экстренно набрать высоту и уйти из-под обстрела. Он подумал, что палестинцы где-то раздобыли зенитку и теперь пытаются сбить его самолет. Любой пилот скажет, что будет после этого — резкое принятие штурвала на себя при отсутствии достаточной тяги на двигателях и выполнении перед этим маневра снижения — приводит к тому, что самолет попытается набрать высоту, но потом тяги не хватит и он сорвется в штопор. Примерно в тех же условиях в десятом году в России погиб президент Польши Качиньский: совершая посадку на незнакомый аэродром, в тумане, летчики искали полосу, увидели по ходу дерево, приняли штурвал на себя, не хватило ни тяги, ни запаса высоты — и моментально наелись земли. Здесь запас высоты у «Боинга» был, хоть и небольшой, капитан аз-Зумр успел кое-что сделать — не пытаясь перехватить штурвал, в который намертво вцепился Абдул, вместо этого он рывком двинул вперед РУДы, селекторы тяги, выводя двигатели на максимальную мощность. Горизонтальная скорость самолета, когда Абдул принял штурвал на себя, выросла с трех метров в секунду почти до пяти, двигатели взвыли, на приборной панели перемигнулись красным сразу несколько лампочек — но по ощущениям капитана аз-Зумра у них был шанс прекратить снижение над самой полосой и перейти в набор высоты, унося от смерти и их машину, и больше двух сотен пассажиров. И шанс действительно был, если бы не таможенники со своей контрабандой, которая перетяжелила хвост самолета и изначально создала предпосылки к аварийной посадке, да скверно отремонтированный двигатель, который не вышел, в отличие от своего собрата, на максимальные обороты и создал почти тридцатипроцентную асимметрию тяги. Да и тяги все равно уже не хватало, самолет заваливался на хвост и крыло. Самолет начало разворачивать… заверещал прибор, показывающий, что они не попадают «в створ», что самолет выносит за пределы летного поля, и так они его не посадят. Тогда-то капитан аз-Зумр и понял — все, отлетался. Понял это, очевидно, и Абдул — бросив штурвал, он начал истерически громко, под вой сразу нескольких систем предупреждения читать похоронную молитву, потому что беда, если мусульманин уйдет из жизни, не прочитав ее. Но капитан аз-Зумр, перехвативший штурвал, молитву не читал — он учился своему делу у американцев, а американцы научили его сражаться за свою жизнь до конца. Он и сражался — до самой последней секунды, когда самолет, безнадежно промахнувшийся мимо ВПП, одновременно задел землю хвостом и левым двигателем, и начал разваливаться на части, погибая сам и убивая пассажиров. Его так найдут потом — кабина будет относительно целой, и перед тем как его выносить — спасатели вырежут штурвал, потому что не смогут расцепить руки…
— Задержи их, Абу, — сказал доктор Аль-Факих, целуя одного из своих боевиков в лоб, — все не уйдем. Задержи.
Как раз в этот момент страшный удар сотряс небо, звук падения обреченного самолета был слышен даже здесь.
— Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! Субхана — Ллахи! Аль-хамду ли-Лляхи-ллязи би-нигма-ти-хи татимму-с-салихату!
[78]
— заголосили боевики, даже не обращая внимания на то, что живучий израильский солдат все еще отстреливался, отстреливался от троих боевиков группы прикрытия, для которых специально достали «Хаммер» (он же — резервная машина для отхода), и даже Тарик не мог поймать его на прицел. На лицах боевиков была написана несказанная радость — у многих от чувств, от осознания того, что они убили больше двухсот муртадов, и в этом обвинят Израиль — выступили слезы. Слезы крупными каплями текли и по щекам Абу, которого его амер оставлял здесь на верную смерть.
— Аллах Акбар, после того, что я увидел, мне нет смысла жить, я все сделал, что мог, и с радостью останусь, чтобы вы смогли уйти. Аллах да укрепит ваши стопы, братья, да пребудет он с вами все то время, пока вы идете по пути джихада иншалла!
— Настанет время — и мы все встретимся в раю, братья, и будем вкушать пищу из зобов райских птиц, и гурии будут нашими наложницами — вот что ждет нас в награду за свершенное нами на пути джихада! Кого бы ни решил взять к себе милостивый Аллах, кто бы ни стал сегодня шахидом по воле его — мы все встретимся там, иншалла! — подвел итог амир. — В путь, братья! Соблюдайте осторожность! Ты, Абу, дай нам пятнадцать минут, потом, если сможешь — уходи, спасайся, я приказываю тебе.
Доктор Факих был все же более-менее цивилизованным человеком, и просто так оставлять людей на смерть, пусть даже палестинца, существо второго сорта по сравнению с настоящим арабом — он не хотел.
Тариком он командовать не стал и проверять, где он, тоже не стал. Тарик был свободным игроком, «снайпером-соло» и сам решал, как ему поступить в той или иной ситуации.
— Я остаюсь!
Взрослые боевики обернулись и посмотрели на пацана. Потом, ни слова не говоря — повернулись и побежали к выходу…
Не приходилось сомневаться в том, что израильтяне будут здесь с минуты на минуту, потому надо было спешить…
Вчетвером, прикрываясь кустами так, как это было возможно, они бежали к машинам, укрытым в небольшой рощице, как вдруг автоматная очередь секанула по ним свинцом, заставляя броситься в разные стороны, залечь. Блокированный израильский солдат не только вел бой — он сумел каким-то образом увидеть их и попытался убить.
