— Дождь нам капал на рыло… И на дуло нагана… — замурчал усатый, протискиваясь в машину. — О, а это кто?
— Новенький. Прилетел только. Прибыл к месту прохождения службы.
— Махно, — сказал усатый, протягивая мозолистую руку — Фашиста ты, наверное, знаешь, вот это — Чех, а вон там — Глист.
— А по морде? — недобро донеслось с другого борта.
— Да брось ты, Вано, — отозвался Махно. — Ну Глист ты, и смирись с этим, в конце концов. Не самая худая кликуха, бывают круче.
— Давай, тебя прокликаю.
— У меня есть уже. Старшие по званию дали, это святое. А у тебя кликуха есть, молодой?
— Нету.
— Ничего, прокликаем, — сказал Махно.
Вообще-то в этот момент сержант Юрьев должен был проявить волевые качества и призвать к порядку распоясавшийся рядовой состав контрактной службы. Но как это сделать практически — он себе не представлял. И автор — не представляет.
ППД батальона особого назначения «Фергана» просто потрясал. Не верилось, что все это было сделано меньше чем за год, по меркам гражданского, на то, чтобы возвести это — требовалось не меньше трех лет. Скорее всего, это циклопическое сооружение устояло бы и при атаке десятикратно превосходящего противника, если у противника не будет гаубиц или танков.
ППД был устроен в таком месте, где его территория не простреливалась ни с одной господствующей высоты, и занимал площадь много больше гектара. У него было три рубежа обороны. Первый рубеж — трехметровая сетка-рабица с крупными ячейками на столбах — просто отмечала периметр и не давала противнику подойти вплотную ко второму рубежу. Между первым и вторым рубежами было от двухсот до трехсот метров в разных местах, и все это пространство было плотно заминировано, а поверх еще брошена МЗП.
[111]
Минировали по-всякому, и земля уже слежалась, так что на глаз определить, где мины, было почти невозможно.
Вторая линия обороны представляла собой почти непреодолимое для группы людей препятствие, своего рода крепость. То ли бульдозерами, то ли экскаваторами был навален сплошной двухметровый вал земли, а наверху по этому валу был устроен бетонный забор, на треть вкопанный в землю и увитый колючей проволокой. Там, где были устроены огневые точки — а их было много, очень много, — в заборе внизу пробивалась дыра, она расширялась для достаточного обзора, и пулемет или гранатомет били через нее, притом позиции огневых средств были отодвинуты чуть назад, чтобы стрелки не пострадали от осколков в случае, если на заборе подорвется граната.
Огневых средств, прикрывающих второй периметр, было много — пулеметы всех моделей и видов, три четверти — нештатные, китайские всех видов, советские, китайские, румынские и болгарские «ДШК», казахские НСВ. Был даже 14,5 КПВ на колесном станке. Как потом узнал Юрьев — ни один крупнокалиберный пулемет или гранатомет, изъятые у боевиков или вообще каким-либо образом попавшие в батальон, никогда не показывались, они все ремонтировались и приспосабливались к делу, устанавливаясь либо на машины, либо на периметр, и поэтому в батальоне было семь штатных норм крупнокалиберных пулеметов и три нормы ротных, пулеметом вооружались все, кто хотел и мог таскать его на себе. Были на периметре и «Б-10», безоткатные орудия, а вот ЗУ-23-2, ЗГУ-2
[112]
и ЗГУ-1 устанавливались на машины как ценное и нужное в боевых выходах оружие. В батальоне не было ни одной транспортной машины, вооружены были все.
Вся территория батальона была изрыта норами, как кусок сыра. Откуда-то взяли большие газовые трубы, и по примеру чеченцев и дагестанцев в Карамахи вкопали их в землю на полутора-двухметровой, а то и большей глубине — образовавшиеся ходы спокойно выдерживали обстрел 120 миллиметрового миномета. Такие ходы вели ко всем огневым средствам периметра, к штабным и складским зданиям, к стоянке для техники, возможно, что и за периметр они вели. Там, где нужно было вести оборону — выкопали экскаватором траншеи, сверху положили бетонные плиты, а потом еще присыпали жесткой, каменистой горной землей. Все здания, какие были в периметре, завалили землей по самую крышу, оставив только бойницы, а на крышу положили бетонные плиты и опять землю. Даже если предположить, что кто-то прорвется в периметр — каждый такой дом сможет исполнять роль ДЗОТа. Закрытым был даже машинный парк.
Наконец, если предположить такое, что прорван будет второй периметр — оборону можно было держать на третьем. Это — сплошная цепь перекрытых траншей, подземных ходов из труб, ДОТов с пулеметами и автоматическими гранатометами. В отличие от второго периметра, у которого было слабое место — КП, ведь нужно же было въезжать и выезжать машинам, хотя КП по укрепленности напоминал крепостные башни и прикрывался танком — в третьем периметре таких слабых мест не было, он был сплошной и по устойчивости превосходил любой из стандартных блокпостов.
«Медведь» свернул к ППД, не доезжая «Ферганы», до него с трассы была больше чем километровая дорога. В бронекузове не было окон, даже смотровых приборов не было — и Юрьев не мог просто себе и представить, к какой крепости они подъезжают.
Пропетляв между уложенными змейкой блоками, бронеавтомобиль подъехал к укрепленным воротам базы. Вся проверка свелась к тому, что Репей высунул свое рыло из кабины и продемонстрировал его «привратникам ада», после чего вначале убрали большой и длинный стальной брусок — засов, затем отъехали в сторону и сами ворота…
Когда выгружались — сержант Юрьев был потрясен. Даже сложно слово подобрать — насколько он был потрясен той циклопической картиной долговременных укреплений, которые развернулись перед его взором. Когда он ехал сюда, ему сказали, что обстановка здесь примерно, как в Дагестане или Ингушетии, ни мира, ни войны, мелкие банды, с которыми вполне можно справиться. Сейчас же стало понятно — по вооружению людей, по размерам и конструкции огневых точек и рубежей обороны, по зарытым в землю зданиям, — что здесь полным ходом готовятся к долгой, тяжелой, кровопролитной войне. Готовятся даже сейчас — в одном месте работал знакомый желтый «Т-130», самый распространенный строительный гусеничный бульдозер СССР, а еще в одном — работал экскаватор, его самого не было видно, но было видно взметающийся вверх ковш, наполненный породой.
— Второй уровень укрытий делаем, — сказал бесшумно подошедший со спины капитан, — пять метров заглубление, бетонные перекрытия — бомбежку выдержит. Полностью независимый от первого уровня.
— Тащ капитан! — бодро сказал выгрузившийся из бронемашины Репей.
— Топайте в казарму. Щас представимся старшему по званию и придем. Увижу хоть одного бухого — всех вы…у.
— Так точно.
— Пошли, сержант.
Они пошли по заглубленной до пояса широкой траншее — здесь вообще не было нормальных дорожек, только траншеи той или иной глубины, перекрытые или не перекрытые, капитан по пути иногда здоровался со встречными — их было мало, по пути встретили только двоих, видимо, все были в тех или иных нарядах или на выезде. Здание штаба, видимо, было одноэтажным — но понять, так это или нет, было невозможно, потому что и оно было присыпано до верха землей и укреплено, а вход, получается, был через подвал, и там тоже работали. Часового на входе не было, капитан просто толкнул дверь и вошел. Внутри везде горел свет, было темно — причем по-особенному темно, как темно бывает только в подземелье, даже со светом. Человек всегда чувствует подземелье, откуда при случае и не выбраться, — видимо, инстинкт.
