Схожие мотивы у Бореньки и Коленьки. Мало того, что их, как слепых щеночков, вышвыривают из торговли всем, из чего на Руси Великой строят жилища, – торговые агенты Рукавишникова уже и в крестьянской среде плотно окопались. Отчего, во-первых, изрядно снижаются доходы от сугубо пищевых негоций – уж больно хорошие цены ломит Сашенька, а во-вторых, как ни странно, и от питейных заведений. Крестьяне, твари этакие, все чаще водой да квасом обходятся, последнюю рубашку снимают, но копят на косы и плуги господина Рукавишникова. Да и на сеялки его проклятые спрос растет. Хорошо еще, что в пароходства, ирод, не лезет да в питейную торговлю. Скоро только и останется водку продавать да ее же, родимую, и кушать. Ну а милейший бельгийский консул попросту кредитовал эту их затею с тем, чтобы вышибить «Стальград» с рынков. И дал несколько толковых советов – взятки чиновникам, срывавшим Рукавишникову-младшему выгодные подряды, и отчаянный демпинг Бориса начались с предложений Константина нашего Константиновича.
А вот каковы мотивы у почтеннейшего господина Джона Юза
[122]
, скажите на милость? Это ведь своего рода легенда – этакий братец Сашенька, только уж куда постарше, уважаемей и весомей. Основатель и бессменный председатель Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производства (не будем упоминать князя Кочубея, право, он там щеки надувает и головой кивает, как китайский болванчик). И не просто основатель – он там чуть ли не каждый цех своими руками рисовал и строил, все местные инженеры его за отца родного считают. Нет, понятно, рельсы у братца получаются на загляденье, дешевле и надежней, чем у господина Юза, но чтобы в таком дерьме из-за этого искупаться…
– Шеф, мы готовы. – Это новомодное «шеф», с легкой руки братца, поминалось все чаще и чаще. И совершенно некогда Демьяна осаживать – больно уж он вместе с другими двумя казачками нужен. После подготовки в службе охраны «Стальграда» все трое стоили десятка охранников вышеперечисленных персон. А десятка не было – было четверо, все при оружии, все мужики сторожкие и битые, но именно что мужики. А казачки в иные годы и на Кавказе службу несли, и у ветеранов Крымской школу проходили. Так что…
Сам Рукавишников-старший в драку не полез. Хотя и мог бы – вот он, карманный «кольт» «новая линия». Супротив «Кистеня», конечно, пистолетик мусорный, зато и полегче, и в кармане проще носить. Но четко по жизни Иван Михайлович усвоил: что умеешь делать – делай, а ежли чего не знаешь – так и не лезь поперек батьки. Для Демьяна, Харитона и Яшки этот бой и не двадцатый даже, а он, банкир и торговец, даже и в детстве кулаками почти не махал.
И хорошо, что не полез, только его там и не хватало. Еще своих перестрелял бы, а так… Белые накидки и повадки пластунов вывели работников «Стальграда» нос к носу с охранниками. Трое амбалов как стояли, так и сели, а там и легли, несмотря на кулаки пудовые и головушки бедовые. А то ж – испытайте-ка при случае на своей бестолковке удары умелыми кулаками в хитрых рукавичках со свинцовыми вкладками. А вот четвертый пальбу открыл – и не из чего-нибудь, а как раз из «Кистеня». Харитона и Яшку снесло ажно на пару саженей – «Кистенем-то» в упор, понимать надо. Один, как уже после выяснилось, пулю в плечо получил, другой – в массивный крест на груди, спас Господь. А там и Демьян, накрепко усвоивший приказ обходиться без душегубства, добрался до этого Вильгельма, мать его, Тилля и сильно его обидел.
– Ништо, шеф, ништо, – прорвался казачий говор у разгоряченного боем казака. Две пули его каким-то образом обошли. – Усе готово.
Надо было все бросить, приглядеть за Харитоном и Яковом – да вот нельзя, никак нельзя. Впрочем, Яков держится за плечо, отнюдь не за голову или пузо… а Харитон дышит, конечно, отрывисто, но опять же на тот свет не просится. И еще от повозки бегут кучер и лекарь.
– Ладно, Демьян, пошли.
А вот дверка в избушке совсем хлипкая. Не нашей мануфактуры качества. Сени ни Рукавишников, ни Демьян словно бы и не заметили, разве что последний с глухим хеканьем врезал по зубам не вовремя подвернувшемуся служке. А вот и они, шестеро гостей на тайной вечере.
В чем, собственно, дело? А собственно, дело в последнем госте. Флаг, представитель достославного сообщества «варшавских воров», в миру – вполне благопристойный подданный Российской империи. А в действительности – человек, способный, скажем так, благополучно разрешать иные затруднительные ситуации методами, сурово осужденными законами и уложениями всех приличных государств. В основном за ним кражи, шантаж, подлоги, компрометация. Сущий Робин из Локсли, одна беда – достоверно известно, что он не чурается и крови. Доказать ничего не докажешь – мы, уважаемые, не в суде присяжных, да и тот его трижды оправдывал, но по меньшей мере четырех неудобных людей он раньше срока отправил в канцелярию святого Петра. Дальше объяснять, зачем здесь этот гость варяжский? Вот то-то. Правда, сейчас гость отчего-то не в изящном пальто, а в натурально крестьянском полушубке, что, вообще-то, за «варшавскими», по слухам, не водится.
Вот теперь его, Ивана Михайловича, выход. Бенефис, учено говоря. «Кольт» весьма ловко выдернулся из кармана и будто бы сам в руку лег. И будто бы сам выплюнул все шесть пуль в полушубок господина Флага. Так и не успев промолвить ни слова, «варшавский» сполз с табурета и завалился на бок.
Ничего не поделаешь, так уж карта легла. Этот поганец пошел за шерстью – а вернулся, вот ужас, стриженым. Что же касаемо остальных собеседников, то была надежда, что подобное начало разговора их впечатлит.
– Мое почтение, Константин Константинович, – вежливый, но формальный кивок банкиру. – Здравствуйте, соколы… хотя нет, какое там – вы, Боренька да Коленька, на соколов уж никак не тянете. Ну да ничего, голуби, сейчас мы из вас пух да перья добывать станем. А, Демьян?
– Чего лясы точить, хозяин? – не подвел Демьян. – Порешить всех, и концы в воду.
– Позвольте… – Благообразный англичанин с холеной бородкой собрался было что-то вставить… и резко осекся. Больно уж у Демьяна был неподдельно любопытный взгляд.
– Учитель мой, урядник Горбенко, десяток таких под Севастополем положил. – Почему-то в словах звероподобного угрюмого громилы никто не усомнился. – А я вот пока ни одного. Хозяин, давай я уже начну, а?
– Демьян, темная ты душа, откель в тебе это зверство? – ухмыльнулся нижегородский банкир. – К господину Юзу у нас будет вежливый и деловой разговор. С обхождением и чаем с баранками – благо чай и баранки уже на столе…
– Ты что творишь, Ванька? – наконец не выдержал Митенька. Основательно не выдержал – голос-то не просто срывался, он ве-е-е-есьма себе тонок сделался. – Ты, тля гадская! По миру пойдешь! Ботинки целовать будешь! Ты… ыыыы…
Последнее было отнюдь не продолжением речи, а вполне естественно-научной реакцией на легенький удар Демьяна в «душу». Причина и следствие, знаете ли, а никакое не насилие вовсе.
