Заметив, как я поморщился, когда садился на стул, хозяин кабинета спросил:
— Что, ранен?
Я кивнув, ответил:
— Вчера еще, осколком гранаты спину посекло.
Сняв трубку телефона, майор сказал:
— Спелов у себя? Давай его ко мне в кабинет.
Положив трубку, он спросил у Никитина, присевшего на свободный стул:
— Значит, твой пилот? Связной? Угу! И пять немцев свалил. Угу. Ты кому лапшу на уши вешаешь? Так, сержант, ну-ка выйди.
О чем начальники разговаривали, я не слышал, но когда подошел военврач с медицинской сумкой и постучал, они уже мирно пили чай.
— Проходите. Вот, Игорь, у парня осколочные ранения, посмотри, что там.
Медик долго ковырялся и рассматривал мою «ссадину», но после того как смазал чем-то и заново перебинтовал, сказал:
— Его нужно на пару дней под наблюдение врача, как бы заражения не было, — после чего, собравшись, вышел.
— Ничего, наша Мариночка — хороший врач, опытный, вылечит, — успокоил Никитин.
— А теперь, хм, сержант, давай излагай свою эпопею, — приказал бригадный комиссар Трусаков.
Поймав разрешающий взгляд майора, я принялся излагать. Как вылетел на поиски сбитого самолета и как сам оказался сбит.
— Какой, говоришь, «ишачок»? Восьмерка? Серебристый? Так-так-так, — зарылся он в бумаги.
— Вот. Нашел. Двадцать третьего числа. И-16 командира полка подполковника Жерина, который семнадцатого июня сломал ногу и сейчас находится на излечении, вылетел на прикрытие наших войск в тринадцать часов сорок семь минут дня. Истребитель пилотировал временно закрепленный за ним сержант Пермин. В результате первых минут боя летчик был ранен и сел на вынужденную, где и скончался от потери крови. Прибывшая на место посадки группа механиков вывезли тело летчика, сообщив, что самолет исправен, требуется летчик. Рапорт техника-лейтенанта Смакова. М-да. Вечером была послана машина с летчиком… Никого, значит, там не было? — спросил он у меня.
— Нет. Только боец, охраняющий машину.
— Как его фамилия?
— Не знаю. Вроде Федей его сержант называл.
— Действительно, судя по рапорту Смакова, оставлен Федор Мальцев.
Я пожал плечами — кто и что там оставил, не в курсе.
— Ладно, давай теперь о том, где ты ТАК научился летать!
А вот тут я завис. Пришлось сказать о генерале Рычагове, добавив, что если есть какие вопросы, то пусть задают ему. Насчет полетов отделался общими фразами, что научили с разрешения генерала.
Чем поставил комиссара в тупик. Судя по его виду, информацию он добудет по-любому.
— Ну, в принципе не плохо, есть, конечно, шероховатости в рассказе, но пойдет, потом отшлифуете, — изучая документы, которые я доставал из планшета и по мере рассказа клал перед ним, буркнул комиссар.
— Распишись вот тут. И помни, что майор Никитин за тебя поручился.
Внимательно посмотрев на своего будущего командира, я кивнул.
Прочитав написанное, чем вызвал одобрительный смешок Никитина, я расписался, где сказали, и вышел в коридор. Понимание того, что теперь постоянно буду под наблюдением, не давало мне возможности расслабиться.
— Что, уже все? — спросил у меня подошедший Никифоров. Вид он имел слегка бледный, но довольный.
— Да, велели ждать, — кивнул я.
Когда мы выходили из здания, нам пришлось посторониться, пропуская генерала Павлова. Вид у него — мертвый не позавидует. Настолько бледным он был.
— В штаб фронта, немедленно!
Что было примечательно, так это тот самый полковник Миронов, несущий привезенный мною портфель.
— Ну все, хватит, пора в полк, — проговорил майор, провожая их взглядом.
В полку мне не понравилось. Где капониры, где зенитки? Где маскировка?.. Нет, маскировка, конечно, была, но какая? Самолеты стоят фактически открыто, разве что под деревьями, да некоторые под масксетями. Насчет зенитных средств. Один счетверенный «Максим» и снятый со сбитого лаптежника крупняк. Это не зенитки, а так, для самоуспокоения.
Я внимательно осматривался, когда мы ехали по полю к палаткам, в которых размещался штаб.
«М-да, навоюем мы тут», — подумал я, отлипнув от окна. Проехали очередного часового и группу механиков, что-то тащивших к полуразобранному СБ, стоявшему совершенно открыто, без всякой маскировки.
— Давай сперва в санчасть, а потом уж и ко мне, — приказал Никитин и велел выглянувшему на шум подъехавшей машины дежурному показать, где санчасть.
— М-да, видок у тебя, — внимательно осмотрев меня, хмыкнул дежурный.
— Вы, товарищ лейтенант, три дня по немецким тылам поползайте, и у вас такой же будет.
На мою отповедь лейтенант только беззлобно рассмеялся.
— Лейтенант Буров. Виталий. Вечный дежурный, можно сказать, — протянул он руку.
— Сержант Вячеслав Суворов. Летчик-истребитель, прибыл к вам для дальнейшего прохождения службы.
— О как! Так это ты на новом истребителе будешь летать?
— Я.
— Тяжело тебе будет. Непростой аппарат.
— Почему? Мне нравится. Для сопровождения бомбовозов самое то. Движок, конечно, слабоват, но вооруженность о-го-го!
— Ты что, летал на них? — искренне удивился Виталий.
— Летал. Честно скажу, тяжело было, пока не дался он мне. А потом я на нем такое вытворял, что у-у-у! — закончил я, чтобы не завраться.
— Вот медсанчасть. Там военврач Лютикова заведует. Марина. Ух, строгая! — кивнул он на землянку.
— Разберемся.
— Марина Васильевна, я к вам нового пациента привел. Никитин приказал осмотреть и доложить результат ему лично, — сказал дежурный высокой миловидной женщине лет двадцати восьми, что-то писавшей за столом.
— Проходите, — показала она мне на кушетку у окна.
— Ну, давай. Я в штаб, а то там Синяков за меня остался, а он еще то недоразумение. Еще натворит что-нибудь. — Лейтенант развернулся и выскочил из землянки.
Врач мне понравилась, в моем вкусе. Тем более белая шапочка и халатик очень красили ее.
— Что у вас? — спросила она, отрываясь от записей.
— Как воспитанный человек, я сперва представлюсь. Вячеслав Суворов, летчик-истребитель. Очень рад с вами познакомиться.
— Ну что ж, очень приятно. Так что у вас за ранение?
— Осколочное в спину.
— Раздевайтесь и ложитесь на кушетку.
Пока она доставала из шкафчика инструменты, я быстро разделся, но лечь не успел.
Обернувшись, Марина Васильевна густо покраснела:
