— Повезло. Живут, детей заводят…
— Это ты обо мне? — насмешливо хмыкнул я.
— А то! Ты у нас один такой резвый.
— Э-э-э. А Фомин?
— Ну скажешь тоже, он просто бабник…
Так, негромко беседуя, мы смотрели на звезды.
— Как тут у вас вообще?
— Нормально, двигаемся вперед. Слышал, корпус Богатова уже к Могилеву подходит?
— Да ну?!
— Ну да. Вчера еще передали, так что все, скоро Минск, а там и Брест.
— Хорошо.
— Это точно. Завтра вылет куда-то к Бресту. Слышал?
— Не слышал… Подожди? Как это к Бресту? На «таирах», что ли?
— Ага. У них дальность ого-го. Короче, что-то они там должны разбомбить. Идет звено Линькова. А это наши лучшие штурмовики, сам знаешь.
— Знаю, — рассеянно ответил я, обдумывая сказанное, — а что штурмовать будут?
— Не знаю, мне механик тайком сказал. Машины к вылету готовят, из боевого расписания их сняли.
— Интересно. Нужно завтра узнать у Покрышкина, куда он их отправляет. Ладно, пошли спать, утро вечера мудренее.
А утром я узнал, что вылет действительно будет, но не сегодня, а через три дня.
— Я точно не знаю цели вылета, там контрразведка работает. Летчиков они лично инструктируют.
— О как. Интересно. Ладно, что там с моей машиной?
— Доставили, Каплин уже посмотрел. Сказал, что до вечера восстановит. Твои у соседей задержались, там девичий полк базировался, ночники. К обеду у нас будут.
— Вот Казановы. Даже тут приключения нашли.
— Бедовые?
— Не то слово, я их именно по этим критериям и выбирал. В бою они не подведут.
Покрышкин не обманул, Каплин действительно восстановил машину к вечеру. Я ее даже облетать успел.
Утром, сдав знание местности штурману полка, поднялся на свой первый боевой вылет.
В этот раз подстав с охраной не было, так что летели мы стандартной ловчей восьмеркой строем пеленга. Заметив, как ведущий первой пары покачал крыльями, привлекая к себе внимание, посмотрел, куда он повернул. Радиомолчание уже можно было не хранить, фрицы нас обнаружили, поэтому я приказал:
— «Восьмерка», обойди их, отрежь отход.
— Понял.
Через минуту мы атаковали сплотившийся строй бомбардировщиков. Я даже почувствовал уважение к их упрямству: немцы не свернули к себе, а продолжали идти к цели. Судя по направлению, к железнодорожной станции.
Атаковать сверху — самоубийство, это знал каждый охотник, куда лучше снизу. Поэтому, сделав вираж, мы, все набирая скорость, понеслись к земле…
— Одиннадцать-ноль. Все, уходим, — приказал я, после чего стал связываться с базой: — Заря, я Хромой, сорвана бомбардировка станции, идем домой. Потерь не имею. Как поняли меня?
— Вас поняли, ждем.
Мысль о задании у Бреста не давала мне покоя, что-то тянуло туда. Сначала свои мысли держал при себе, решив наплевать на интуицию, однако когда утром следующего дня внезапно налетели два «мессера» и обстреляли опушку, я понял, что это судьба. Был ранен один из летчиков звена, которое должно лететь.
Прислонившись плечом к березе, я наблюдал за метаниями технарей, готовивших самолеты к вылету. Все четыре экспериментальные машины словно муравьи облепили техники и обслуга. Они были местные, два года войны научили разбираться в любом типе машин, так что еще в Центре я отказался от техников из КБ, взяв только одного инженера, он вчера как раз долетел попутным бортом.
— Значит, добился своего?
Обернувшись, поглядел на Покрышкина, после чего снова вернулся к наблюдению.
— Да, тяжело было, пришлось нажать на некоторые рычаги.
— Зачем тебе это? Есть парни, у них опыта в десять раз больше, чем у тебя. Ты в грозу штурмовал вражеские железнодорожные станции? А зимой, когда снег слепит, заходил на вражеские бронеколонны?
— Не пытайся, не передумаю, — просто сказал я, не обратив внимания на тон комполка.
— Ты когда последний раз садился за штурвал «таира»? — не унимался он.
— Неделю назад. Ты забыл? Я после лекций на аэродром в Центр гнал и летал на разных типах самолетов. Кстати, там даже новейшие модификации немецких истребителей есть. На «фоккере» больше двадцати часов налетал, — чуть насмешливо ответил я, полуобернувшись.
Встав рядом, Покрышкин посмотрел на суету у самолетов.
— Ладно, черт с тобой. Звено свое кому передашь? Учти, экспериментальные машины освоить не так легко, так что подумай.
— А смысл передавать?! Я что, на месяц улетаю? Посидят сутки, ничего не случится, вот пусть карты местности лучше изучат. Вчера, когда возвращались, с курса сбились, чуть на дружественный огонь не нарвались. Это надо же было додуматься — на незнакомой нашим зенитчикам технике пролететь над железнодорожной станцией?!
— Бывает. Начштаба сказал, ты вчера трех сбил?
— Да что там сбивать было?! Толстопузы. Я сюда силами мериться прилетел с истребителями, а не с бомбардировщиками. Мне в Госприемку доклад еще писать, а что я там напишу? Эпизод с охотниками не считать, я там был не в форме.
— Сейчас куда?
— А с соседнего аэродрома полк «пешек» взлетает, вот хочу половить рыбки в мутной воде.
— Это Матвеевский?
— Угу.
— Зря, у них хорошее истребительное прикрытие, там командир эскадрильи сам Коршунов. Тоже «Лавочкины» получили.
— Посмотрим. О, сигнал, ну все, давай!
Застегивая на ходу шлемофон, я побежал к своему «поликарпу», около которого суетились механик и оружейник.
— Ребята, идем «змейкой», — крикнул подчиненным, которые с помощью механиков надевали парашюты.
— Ясно, — ответили они хором.
«Все-таки удобно, что Иволгин мне их дал. Парни молодцы. Жаль, что после всех тестирований их вернут в Центр инструкторами!» — подумал я, разгоняясь по ВПП.
Это действительно было так. Ни один инструктор Центра не допускался до работы с курсантами, если сам не был в бою. То есть у всех имелись ордена и медали, потому как по уставу Центра каждый инструктор должен два месяца в году провести в боевых частях. Именно поэтому все инструкторы в Центре пользуются большим уважением среди курсантов, и небезосновательно. За два года уже двое из них успели получить высшие ордена — ордена Ленина.
В этот раз вылетели мы двумя парами, были только экспериментальные машины. Мой ведомый — младший лейтенант Жуков, позывной «Жук». Ведущий второй пары лейтенант Голубь, позывной «Сурок», и его ведомый, лейтенант Ястребов, позывной… нет, не «Ястреб». Позывной его «Змей». Их не я давал, а в штабе полка, там оказался целый список разных позывных, иди и выбирай, парни выбрали. У бомбардировщиков и штурмовиков было не так: позывной давался звену, а внутри — номера. Например, «Сокол-один» — у командира, «Сокол-два» — у первого ведомого. И так далее.
