– Скоро развилка, Туманов… – хрипела женщина, и каждое ее слово звучало тише предыдущего. – Надо осторожнее… Развилка – это восемь верст от базы, там контрольный пост…
Просвет, естественно, проморгали. Вылетели на разреженный участок леса, где дорога делилась на две половинки – первая пропадала в ельнике, вторая, пожиже, убегала вправо, минуя песчаную насыпь и глухой кустарник, – и с разгона напоролись на группу, устроившую привал. Человек пятнадцать без сил валялись среди камней. Их можно было принять за кочки пересохшего болота.
– На месте! – очень удачно скомандовал Стрелец. Ему интуиция подсказала – пробежать, не остановившись, – как-то глуповато.
«Унтеров» не видно (в противном случае курсанты не лежали бы, а отжимались). «Унтера» должны вести другую группу, а данную, как отработавшую свое положенное, временно оставили в покое.
– Ребята, я Царицына… – женщина опустилась на корточки. – Группа «два-ноль-два». Кто видел наших? Отстала я… Не могу, загнал ефрейтор…
Маскировочные пятна в облипочку на фигуре Туманова, несмотря на ночную темень, были видны. Кто-то со стоном попробовал приподняться.
– Ну все, поминай как звали… – точно ветерок просквозил по «кочкам» – сейчас погонит.
– Лежать, – сказал Стрелец.
– В самом деле? – удивился кто-то смелый.
– Понарошку.
«Что я говорю?» – изумился он. Или это головная боль во всем виновата?
Никто не возражал, желающих «прогнуться» не наблюдалось.
– Не знаем, – лежащий ближе всех выставил палец на дорогу в ельник. – Мы по этому колесу два часа кружим… Григорьев замучил. Сейчас где-то там группу Максютина трахает. Минут через двадцать прибегут, за нас возьмутся…
– А я видел Брянцева, – сказал другой. – Но очень давно.
– А недавно не видел? – спросила женщина.
– Недавно не-е… Их Филин вел – три группы. Ваша последней гарцевала. Туда… – говорящий вяло показал рукой на дорогу через песчаную осыпь.
– Не ошибся?
– Не знаю, сеструха, – лежащий горестно вздохнул, – мабуть, и грезится…
– Вперед, – сказал Стрелец.
– Прошайте, родные… – женщина почти неподдельно всхлипнула и встала.
– Ладно, не хохми, – кто-то из «привальных» невесело гоготнул. – Бог подаст, выживешь. Все мы выживем.
«Я ее не понимаю, – равнодушно думал Стрелец. – Если она хочет бежать, зачем ей кого-то искать?»
А когда-то он это знал. Но в нынешнем состоянии, имея в мозгах глухой барьер, он растерял собранные за годы сведения о женском поле. И даже не догадывался, что для некоторых особ чувство самосохранения шагает в ногу с чувством любознательности…
И нельзя недооценивать такое качество, как женская интуиция. Над ней можно иронизировать, можно слагать о ней анекдоты, дразнилки, но учитывать ее следует всегда. Разве можно обратить внимание на сломанные ветки по краю обочины? Мужик бы не заметил. А заметил бы – махнул бы рукой: косолапый-де сломал, по своим делам шатаясь. Но у женщины иной взгляд на сломанную ветку.
За веткой обнаружился целый сломанный куст, на кусте – безжизненное тело в «унтерском» одеянии. Фонарь осветил перекошенное лицо, рваную рану поперек горла…
– Ой, мамочка… – рассеянный свет дрогнул. Нет, никогда не привыкнут женщины к виду обильной крови. Стрелец поддержал ее физически, не дал свалиться замертво. Она отдышалась, потянула его еще дальше, через дебри, за которыми в лунном свете открылась полянка, окруженная ивами. Исключительного удобства местечко для обтяпывания разных делишек. Еще четыре тела, раздетые до исподнего, валялись в живописных позах. Раздели, порезали, да так и бросили. Прятать не стали. Торопились.
Женщина отобрала у него фонарик и, присев на корточки, осветила бледные лица с вытаращенными глазами. Потом встала и попятилась.
– Туманов, бог ты мой… Я поняла… Спецназ Пургина проникает на базу Ордена, имеет «приз» и с достоинством удаляется. У агента был «маячок». Группа, вооруженная, экипированная по последнему слову, прошла датчики и сидела где-то у развилки. Во время забега агент дал сигнал, отвлек своих. Группу курсантов отсекли, втащили в лес, вырезали, надели их «хэбэ» 43-го года, в вещмешки – свое барахло – и бегом до лагеря… Я их видела, господи, еще удивилась, почему так рано?.. Агент сказал пароль – «Буян», – капэшники отворили ворота. Тихо-мирно. Они проникли в подземелье – значит, знали, куда идти и что делать. А обратно не могли выйти прежним путем – шли груженые либо вели с собой кого-то из персонала, вот и потребовался маленький оглушительный фейерверчик в дальнем углу лагеря. Вот и сгодилась я… Они не стали бы вытаскивать тебя, Туманов, – они же не идиоты, извини, у них каждая минута на вес золота…
Женщина потянула его за рукав:
– Бежим, любовь моя последняя… Спецназ «Бастиона» покинул лагерь одновременно с нами. По простейшей логике – пришли с севера, на север и уйдут, по проторенной дорожке. Они здесь, Туманов, в этом лесу. Мы для них обуза, которая слишком много знает. Уходим.
Какой длинный монолог. Куда? Куда боярину податься? Бегущие в голове параграфы сменила сумасшедшая вакханалия. Разноцветные образы, события. Произносимые женщиной слова уже не казались безумным бредом. В монологе была логика, была внутренняя связь, и отдельные места он понимал. Даже больше: он находил в них нечто касающееся себя и своей предыдущей жизни. Не взрывайся мины в голове, не стучи пулемет и не падай с издевательским посвистом бомбы, он бы вспомнил более конкретно. Но боль выжигала все здравое. Она рождала, она и выжигала. И самое противное заключалось в том, что с каждой минутой, проведенной в компаний этой женщины, его боль становилась пронзительнее…
И сирена орала не зря. Их искали. Или еще кого-то. Пришлось уйти с дороги и двигаться вдоль обочины. Лесной «тракт» оказался не единственным – дважды встречались ответвления, одно в южном направлении, другое в северо-восточном. База имела сложную инфраструктуру: парой подъездных путей дело не исчерпывалось. Группы доходяг-курсантов больше не попадались. Учебные дистанции остались в стороне. Несколько раз в отдалении ревели моторы – полуночные грузовики, истязая коленвалы, карабкались на крутые склоны. Там и затихали – в отдалении. К двум часам пополуночи вышли к периферийному перевалочному пункту – с опушки хорошо просматривались длинные сараи, разложенные вдоль дороги новенькие трубы для будущей теплотрассы, пустые поддоны. На задворках маячили два грузовика. Место явно заселенное, и идти через него так же глупо, как через палату буйнопомешанных. Безмолвным редколесьем обогнули строения с востока, в результате снова выскочили на грунтовку, а через несколько минут – на строительную площадку – с незаконченным фундаментом и горами строительного мусора. Пришлось укрыться на опушке – ветерок доносил с объекта мужскую брань. Резкие порывы приносили даже целые высказывания. Девятый хрипло докладывал Первому, что на вверенной ему территории дела «пучком», контора бдит, и враг пусть не надеется.
