В Париже его внезапного отъезда никто не заметил. Мать
давала ежегодный благотворительный бал — ей было не до Филиппа. Сын гостил у
друзей в Лондоне и тоже Филиппом не интересовался. Оказалось, по-настоящему он
нужен лишь своей временной московской жене, которая окаменела при виде его и от
счастья двух слов связать не могла.
Решив лететь в Москву, Филипп промчался по немногочисленным
открытым магазинам, тратя деньги с русской бесшабашностью и думая только о том,
как она его встретит. Но действительность превзошла все его ожидания…
Подставив лицо под горячую воду, он с удовольствием слушал,
как она поминутно роняет что-то на кухне и иногда жалобно вскрикивает:
— Черт побери!
Улыбаясь, он закрутил кран и вышел, обвязавшись полотенцем.
— Ты знаешь, — сказала она озабоченно, не поворачивая
головы, — у меня совсем нет еды. Я же не знала, что ты приедешь… Только пироги,
но их придется ждать.
— Еды полно, — возразил он. — Я все привез.
— Да? — недоверчиво спросила она, оборачиваясь к нему. Руки
у нее были в муке. Увидев его в полотенце, распаренного и влажного после душа,
она отвела глаза. Филипп засмеялся.
— Я сейчас принесу, — сказал он.
Через пять минут он жарил на тяжелой чугунной сковороде
отбивные размером с небольшой поднос, рядом в кастрюльке грелась вода для
цветной капусты. Чуть затуманенные, как будто только что с грядки, твердые
огурчики с желтыми цветочками на наивных попках соседствовали в раковине с
крошечными помидорами на пахучих ветках, и Александра, раскатывая на столе
тесто для рулета, все косилась на них, как на заморскую диковину…
Пожалуй, даже бабушка одобрила бы такой Новый год и этого
мужчину, подумавшего обо всем.
И в первый раз после ее смерти Александре показалось, что
она довольна внучкой…
С утра Андрей выпил. Потом, когда Вика была в ванной, а она
валялась в джакузи часа по два, он, воровато оглянувшись на домработницу Люду,
выпил еще. Не то чтобы ему хотелось напиться, но на душе было как-то муторно, а
тут еще этот Новый год…
Он был убежден, что всякие слюни и сопли по поводу того, что
это исключительно семейный, домашний и еще какой-то праздник, всего лишь
утешение для нищих и неустроенных придурков, которым некуда деваться в
новогоднюю ночь.
Они с Викой, например, пойдут сегодня в ресторан, где будет
вся тусовка, а потом поедут танцевать в престижнейший загородный клуб. На
билеты ухлопано столько, что страшно подумать. А уж под утро — к родителям
супруги, в Рублево-Успенское, где будет другая тусовка, и она должна будет
оценить Андрея.
Смотрины, блин…
Так что пить, тем более с утра, не следовало бы. Но было
противно, так противно, как будто вчера на банкете в «Останкине» его накормили
червями.
Все шло как надо, можно даже сказать — все шло просто
замечательно. Поэтому его состояние было неправильным, ненужным, от него
следовало избавиться, и он выпил, хотя знал, что Люда все видала и, конечно же,
доложит «барыне».
Нынешний Новый год выгодно отличался от предыдущего,
проведенного в квартире у первой жены. Вот для кого это было святое — семейный
праздник! Дура чертова. Будь она хоть чуть-чуть поумнее, разве попался бы он на
крючок к этой шлюхе, что мокнет сейчас в джакузи, и ее высокопоставленному
папаше?!
Как она его тогда раздражала, со всеми ее пирогами, елками,
свечками, гостями, подругами… Как ему тогда было душно, тесно, словно Гулливеру
в лилипутском домике, как он мечтал о хорошем ресторане, об обществе великих и
могучих, где он был бы свой, равный.
Теперь все есть — ресторан, компания, правительственная дача
тестя. Даже «БМВ».
Андрей вытер со лба холодный пот. Сейчас его стошнит.
Несмотря на выпивку.
Он трус, жалкий и презренный. Он боится того, что наступит
после, когда придется выходить на работу и делать то, для чего его наняли. И
недаром боится. Дорогая супруга, контролируя каждый его вздох, фильм тем не
менее смотреть не стала. Предусмотрительная, умная сука хотела остаться вообще
ни при чем.
Его убьют. Таких случаев сколько угодно. Даже Вешнепольского
в конце концов прикончили, а он был — сила. Куда до него Андрею Победоносцеву.
От страха и жалости к себе он тяжело вздохнул, хотя ему
хотелось завыть.
У него неразрешимые проблемы, а его бывшая жена небось вовсю
печет свои пироги. Для нового мужа. Ну, конечно, их не сравнить: его, Андрея, и
того, нового. Только и достоинств, что француз. Во всем остальном — ниже всякой
критики. Конечно, другого такого, как он, Андрей, его толстуха вряд ли бы еще
раз заполучила, но все-таки противно, что его место занял этот облезлый. Могла
бы получше найти, и не так скоро. Все говорила «люблю, люблю», а через два
месяца — бац, и за другого. Как это ей в загсе разрешили?! Для Андрея
разрешение тесть получал, а для нее кто? Небось французик этот недоразвитый…
Пошатавшись по квартире, Андрей вошел в спальню и упал
поперек кровати на французское покрывало ручной работы.
Еще предстояло «подумать» о бывшей жене, как называла это
Вика. Чтоб не наплела лишнего про фильм. Она ведь удивится, ох как удивится,
когда он выйдет…
А, собственно говоря, что она может сделать? К кому
кинуться?
Конечно, есть этот замминистра, с которым спит грудастая
Ладка, но станет ли он связываться? Хотя… если и не станет, то что все-таки
подумает, узнав, что фильм подложный? Как отреагирует его окружение, если он
решит просто рассказать кому-нибудь об этом?
Андрей застонал.
И что значит «подумать»? Напугать ее как следует? Отправить
почтовым переводом на Камчатку? Убить?..
Убить, конечно, вернее…
— Что ты все валяешься, Андрейка? — На пороге стояла Вика в
халате, стоимость которого, наверное, равнялась месячному бюджету небольшого
города. Она любила такие вещи. — И джинчику уже тяпнул, а?
У нее было отличное настроение, она не собиралась с ним
ссориться, это он сразу понял и расслабился. По крайней мере, сегодня ему
ничего не угрожало.
— О делах думаю, — сказал он с нарочитой озабоченностью. —
Всякие мысли одолевают.
— А пусть они тебя не одолевают, — посоветовала Вика. — Все
будет хорошо, я знаю. Ты мне верь. Ты мне веришь, Андрейка?
Дьявол, как ему надоели эти собачьи кликухи — от дуси до
Андрейки! Где она только их берет?!
— Верю, — через силу улыбаясь, сказал он. — Верю, конечно.
Ты же все у нас знаешь…
