— Не с тобой же! Конечно, со мной! Мне уже звонили! Угрожали!
Я даже дома ночевать не хотел!!! Думал, найдут, пристрелят!
Для большего пафоса нужно было еще рвануть на груди рубаху —
то есть спортивную кофту, — но ничего рвать Веник не стал.
— Кто тебя пристрелит? — тихо спросил Данилов.
— Клиенты! Там один есть, очень серьезный! Он мне всю
пятницу звонил, велел деньги вытаскивать, а я позиции так и не закрыл… Все
надеялся, что отыграюсь. И вот… не отыгрался.
— Не отыгрался, — повторил Данилов. Он не чувствовал
никакого удивления — чего-то в этом роде он и ожидал, когда узнал, что Веник из
своего научного института уволился и пошел работать на биржу.
Почему на биржу? Зачем на биржу? Какой из него биржевой спекулянт?
Это же совершенно особенный мир, как казино или игорный дом. Не каждый человек
может всю жизнь провести в казино, да еще без пагубных последствий для психики.
Ничего не помогло, никакие разумные и скучные Даниловские
проповеди.
Веник стал брокером, а потом директором крошечной расчетной
фирмочки, купленной на чьи-то чужие деньги. Фирмочка по мелочам играла на курсе
ценных бумаг, по мелочам выигрывала и так же проигрывала. Когда выигрывала,
Веник ездил кататься на горных лыжах и покупал французский коньяк. Когда
проигрывала, Веник начинал беситься и переходил на водку.
Уехавшая зараза Ася и сын Павлик принимали в Вениковой жизни
весьма опосредованное участие — куда же их денешь, раз они все равно есть.
Что ж, теперь их больше нет. По крайней мере, в поле зрения.
Веник, шумно глотая, выпил еще кружку воды.
— Ну что, — спросил он, тяжело дыша, — ты дашь мне денег или
будешь дальше из меня жилы тянуть?
«Я тяну из него жилы, — молча констатировал Данилов. —
Забавно».
— Ты понимаешь, что меня пристрелят, если я не заплачу?! —
не зная, как расценить его молчание, нагнетал Веник. — Я вчера разговаривал с
одной нашей… брокершей. Она, конечно, не мне чета, она королева, а я никто! Она
и ходит не как обычная женщина, а как царица, и все даже замолкают при виде ее!
Она сама себя сделала, с нуля начинала…
— Веник, остановись.
— Да. Так вот. Она тоже несколько лет назад попала в
передрягу. Очень, очень серьезную. И в нее… в нее стреляли!
— И что, — спросил Данилов, — не попали?
Веник умолк и уставился на него. Потом моргнул и тряхнул
головой. Данилов невозмутимо закуривал следующую сигарету.
— Ты дашь мне денег или нет?!
— Да. Как обычно. Где ты был вчера утром?
— Утром? — оторопело переспросил Веник. — Я?
— Ты.
— Я спал. А что?
— Ничего. До которого часа ты спал? И во сколько приехал? Вы
же в пятницу пили на работе, запивали обвал на бирже. Ты мне сам по телефону
сказал.
— Что я тебе сказал? — пробормотал Веник и вдруг быстро
отвел глаза.
Данилов посмотрел внимательно. Почему? Что случилось? Он
ничуть не смущался, когда просил — нет, почти требовал! — денег. Данилов вообще
никогда не видел, чтобы он смущался.
— Я был дома, — приободрившись, выпалил Веник, — я спал. Я
приехал поздно и спал.
— На машине?
— Я не помню. Меня привез кто-то из мужиков. Ну, конечно, на
машине, а не на метро! А что такое? Чего тебе надо-то?
— Во сколько пришли твои гости?
— Да все по-разному. Ванька Терехин пришел вообще в
одиннадцать! У него тоже жена — не дай бог никому! Пива принес. А остальные
потом подтянулись, к вечеру. А что ты меня допрашиваешь? Тебе чего надо-то?!
Если неизвестный Ванька Терехин и вправду пришел в
одиннадцать, значит, на Рижском шоссе Веника быть не могло.
— Ничего такого мне не надо. Моя секретарша перепутала все
звонки. Она недавно работает и не все знает. Вот и все.
— Денег когда дашь? — мрачно спросил Веник. — Может,
сегодня?
— Я не вожу с собой десять тысяч долларов в кармане. Завтра
с утра заеду в банк. Приезжай ко мне на работу.
— Во сколько? — буркнул Веник. — Мне чем раньше, тем лучше,
так что ты особенно не тяни, Данилов!
— Часам к двенадцати.
— Ладно, заеду.
— Я пойду посмотрю твой ремонт.
— Валяй! — разрешил Веник.
Деньги он, считай, получил, можно успокоиться. Раз Данилов
сказал, что даст, значит, все в порядке. И не спросил даже, когда и как Веник
собирается их отдавать, благотворитель хренов! Слабак и тряпка. Вот он. Веник,
никому и никогда не дал бы денег, даже если бы они у него были. Еще не хватает
— деньги давать! А из этого можно выжимать сколько угодно, только скрутить
посильнее да поднажать где надо — и готово дело! Так что мы еще посмотрим,
неудачник Вениамин Ковалев или нет. Долги он раздаст, а на остальное еще
поиграет, еще, может, чего и выиграет, и жена его бывшая — зараза — еще
пожалеет, что так с ним обошлась, еще заплачет, обратно станет проситься,
только не возьмет он ее.
Пусть теперь щи хлебает, а то привыкла жить за его счет!..
Самое главное, чтобы Данилов не узнал ничего лишнего. А то
еще на дыбы встанет, разбирайся с ним тогда! И почему он спрашивал про
вчерашнее утро? О чем-то догадывается? Или ему стукнул кто?
От этой мысли Венику стало не по себе. Так не по себе, что
вся выпитая вода вдруг забурлила в желудке, изнемогшем от давешнего коньяка,
пива, вина и водки.
Веник бросился в ванную, уронил стремянку, пнул ее ногой,
подбежал к раковине, отвернул кран и дрожащими руками стал плескать в лицо
холодную воду, пахнувшую железом.
Данилов прислушался к шуму в коридоре и понял, что Веник в
ванной.
Ему нужна была только одна минута. Портфель — солидный,
коричневый, вполне натурально кожаный, очевидно, купленный, как раз когда
позиции были «раскрыты на прибыль», — лежал на залитой побелкой клеенке.
Стараясь не щелкнуть замком, Данилов быстро открыл его и оглянулся в поисках
выключателя — в комнате было почти темно. Выключателя он не увидел и осторожно
пробрался с портфелем к серому окошку. Ему нужна была записная книжка, и он
быстро нашел ее среди немногочисленных бумаг. Вода в ванной перестала шуметь, и
Данилов заторопился.
Ваня Терехин был записан не на букву «Т» и даже не на букву
«В».
