Она работала у Чермака десять лет, следовательно, сейчас ей
тридцать пять или тридцать шесть. Глебов посмотрел ее личное дело, где не было
ни слова о муже Грицуке, зато была дата рождения. Когда-то она училась в
престижнейшем институте, куда брали только своих, да, кажется, и сейчас берут
только их! Она говорила по-английски и по-китайски, поступила в аспирантуру, но
как раз десять лет назад из нее ушла. Хотелось бы знать, почему? И еще – почему
так долго она довольствуется ролью секретарши, пусть и в очень крупном и
процветающем издательстве? С ее образованием и внешностью давно можно было возглавлять
представительство большой иностранной фирмы или, на худой конец, таблоид, где
печатают фотографии знаменитостей. Она отлично смотрелась бы на сцене, в цветах
и огнях, провозглашающая тост за десятилетие своего журнала!..
– Михаил Алексеевич, вы меня слышите?
– Слышу, – сказал Глебов и оторвался от созерцания салата. –
Вы говорили что-то про документы, которые собирали всю жизнь.
– Я вышла замуж не по собственной воле, – отчеканила она. –
Мой муж был человеком… страшным, Михаил Алексеевич. Я поняла, что смогу
отделаться от него, только если соберу какие-то сведения о нем, которыми смогу
его шантажировать.
Глебов ничего не понял:
– Шантажировать?!
Она опять посмотрела исподлобья, и он опять не выдержал,
заморгал, повел глазами, чувствуя себя ужасно.
Нет, когда-то с ведьмами умели обращаться правильно. На
костер, и дело с концом!..
– Да, Михаил Алексеевич. Если бы у меня было достаточно
сведений о его жизни и я могла бы припугнуть его, что отнесу их в прокуратуру
или хотя бы Чермаку, он отпустил бы меня.
– Послушайте, – начал адвокат Глебов, – вы говорите
глупости, неужели вы сами не понимаете?! Какой-то шантаж, сведения, прокуратура!..
И все это для того, чтобы избавиться от мужа?!
– Да.
– Вы перепутали времена, дорогая, – сказал Глебов твердо. –
Это в Вероне мужей травили и подсыпали им яд в суп! В Средние века это было.
Нынче так никто не делает. Нынче идут в загс и разводятся. Или вы католичка?
– Я не католичка. Но я вышла замуж по принуждению, и этот
человек, мой муж, поломал мне всю жизнь. Всю!..
Ее пальцы сжались на скатерти в остренький кулачок, и темным
огнем полыхнул камень на побелевшем от напряжения суставе.
Глебову вдруг стало страшно.
Куда я лезу?.. Зачем?.. Еще не поздно отступить! Вон дверь,
вон моя машина – путь свободен. Я выйду отсюда и заставлю себя обо всем
позабыть, в том числе и о письме, пришедшем по электронной почте! Пусть эта
ведьма разбирается со своей жизнью сама. Не в Вероне же мы, в самом-то деле!..
– Вам когда-нибудь кто-нибудь ломал жизнь?
– Светлан, простите меня, но я ничего не понимаю из того,
что вы говорите.
– Мой отец всю жизнь проработал в Министерстве сельского
хозяйства. Он был начальником управления и очень деловым человеком. Мы всегда
жили хорошо, даже когда началась перестройка и все стали жить плохо. Однажды я
прочитала про девяностые годы, что тогда была «зоологическая демократия», и это
очень верно, Михаил Алексеевич.
– При чем здесь демократия?
– При том, что тогда все жили в соответствии с
зоологическими законами.
– Законы всегда только законы, Светлана.
– Вам видней. Но все равно тогда они были зоологическими.
Или ты сожрешь, или тебя сожрут и не подавятся.
– О, времена, – сказал Глебов по-латыни. – О, нравы!..
Он изо всех сил сопротивлялся ее рассказу, он уже не хотел
его слушать, потому что боялся. За себя и за нее.
Что он станет делать, если она сейчас признается ему в
убийстве?! Или еще в чем-то худшем?!
– Мой отец принял несколько очень рискованных решений. Как
обычно, он принимал их не один, но люди, которые вместе с ним должны были бы
отвечать, как это говорится, по всей строгости закона, оказались, видимо, умнее
моего отца. Когда началось следствие, получилось так, что все бумаги подписаны
только им и он виноват во всем.
– Какого рода решения?
– От имени министерства он продал несколько огромных
земельных владений в Подмосковье каким-то сомнительным личностям. Конечно, он
не имел права их продавать, это была государственная собственность, конечно, за
нее заплатили миллионы. Не только моему отцу, но и всем остальным.
Глебов вдруг начал что-то вспоминать.
– Но вашего отца ведь так и не посадили, верно? Его фамилия
Снегирев?
– Не посадили, – подтвердила она. – Потому что вмешался
Евгений Иванович Грицук, его давний приятель. Он сказал, что все уладит, но в
обмен на меня. Или он получает меня в личное и безраздельное пользование, или
мой отец садится в тюрьму навсегда.
– Именно навсегда?
– Да. Мой дедушка был политическим заключенным. Его посадили
в конце войны, и он отсидел до пятьдесят третьего года. Мой отец родился в
Соликамске и всю жизнь очень хворал. Если бы не мама и бабушка, которые за ним
ухаживали, как за ребенком, он бы давно умер. В тюрьме он умер бы сразу же.
Глебов помолчал. Ситуация прояснялась, но не слишком.
– И что было дальше?
Она посмотрела на него. Щекам его стало жарко, и почему-то
зачесался глаз. Ведьминские чары, должно быть, подействовали.
– Я немедленно вышла замуж за Евгения Ивановича Грицука, и
отца тихо и спокойно отправили на пенсию. Вот и все. Никакой тюрьмы и сумы.
– А если бы вы вышли, а отца вашего все-таки посадили? Он
ведь вовсе не был всесильным, этот ваш Грицук!
– Михаил Алексеевич, не притворяйтесь! Мне и так очень
трудно во всем вам признаваться.
– Нет, ну работал ваш муж какое-то время в администрации
президента, но все же он ведь не генеральный прокурор!
– Он сказал, что уладит это дело, если я выйду за него
замуж. Я согласилась, и с отца тут же сняли все обвинения. И я вышла замуж.
– Зачем?! – искренне поразился Глебов. – Если обвинения уже
сняли, зачем вам было выходить за него?!
– Грицук пообещал, что делу не будет дан законный ход, пока
я остаюсь с ним. Как только я сделаю попытку к бегству, следствие сразу же
возобновляется. На дела, где речь идет о миллионах, срок давности не
распространяется, как вы догадываетесь.
– По-разному, – сказал Глебов.
– Я все проверяла, Михаил Алексеевич. У меня были деньги и
вполне осведомленные юристы. Но ни один юрист не может помочь, если человека
решили… закопать. Нужно было закопать хоть кого-то, и выбор пал на моего отца.
Только и всего.
