Девушка подождала ответа, но Света молчала.
– Получилось бы, – заверила Кристина. – Ты считаешь меня глупой, а зря. Наверное, смотришь на меня сейчас и думаешь: «Какая же она дура!»
Света думала не об этом. А о том, что у этой милой девушки два голоса: один – для Дрозда, другой – для всех остальных. Наверное, поэтому Кристина молча улыбалась ей все время: не хотела, чтобы Дрозд слышал этот второй голос. Он бы вряд ли пришелся ему по душе.
– Тебе сейчас нужно думать не обо мне, а о себе. – Кристина постучала по золотому циферблату на своем запястье. – Время ухо-о-одит. У тебя биологические часики тикают! Слышишь? Тик-так-тик-так! Тебе сколько, двадцать девять? – Она сочувственно вздохнула. – В твоем возрасте уже дети должны быть.
«Ей, наверное, не больше девятнадцати», – подумала Света.
– Знаешь, мне тебя жалко, – проникновенно сказала Кристина. – Я смотрю на тебя и вижу твое будущее. В тридцать попробуешь найти себе мужа. Займешься фигурой, лицом, сделаешь новую стрижку. Но все будет бесполезно. В тридцать четыре станешь искать уже не мужа, а спермодонора, и метаться по врачам. В тридцать шесть поймешь, что у тебя больше ничего хорошего не будет.
– И впереди беззубая старость, – кивнула Света.
– Как-то так, да. – Девушка не уловила иронии. – И что тогда?
Света задумалась.
– Завернусь в простыню и медленно поползу в сторону кладбища? – предположила она.
С лица Кристины исчезло сочувствие. Она посмотрела на Свету внимательнее и, кажется, что-то поняла.
– По хорошему не получилось, – протянула она. – Жалко. Но ты сама напросилась. Я думала, ты умная. А оказалось – просто тупая лошадь.
– Что? – изумленно спросили сзади.
Девушка обернулась. Дрозд стоял у ее стула с двумя тарелками в руках. Ни Света, ни Кристина не заметили, как он подошел.
Дрозд аккуратно поставил на стол пирожные.
– Сядь, пожалуйста, я тебе все объясню, – быстро проговорила Кристина.
Дрозд стоял.
– Пожалуйста, сядь!
Он сел, не сводя с нее глаз.
– Пока тебя не было, она сказала, что я тебе не подхожу. – Кристина закусила губу. – Что я глупая, что я тебе не ровня.
Света потеряла дар речи. Ее хватило лишь на то, чтобы пискнуть что-то невнятное. Но Дрозд даже не посмотрел в ее сторону.
– Я не хотела тебе признаваться! – со страданием в голосе проговорила Кристина. – Но ты же понимаешь, я не могу допустить, когда меня оскорбляют. Даже если это делают люди, которые называют себя твоими друзьями. Прости, я не сдержалась!
Света испытала сильное желание ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что она все еще здесь, и взглянуть в зеркало – убедиться, что ее видно. Что она не растворилась, не исчезла, не сбежала, оставив этих двоих наедине. Потому что Кристина вела себя так, будто рядом с ней никого не было, кроме Дрозда. Как будто Свету можно вообще не принимать в расчет.
– Она меня обидела, – пожаловалась Кристина и взяла его за запястье. – Ты бы слышал, что она мне наговорила!
Дрозд отнял руку. Девушка сбилась с выбранного тона и сказала громче, чем следовало:
– Она считает тебя своей собственностью! Она специально все это начала, чтобы выставить меня дурой!
На них начали оборачиваться из-за соседних столиков.
– Ну что ты молчишь?!
Дрозд не ответил. Он смотрел на Кристину, прищурившись.
– Мне здесь плохо, пойдем, – попросила Кристина.
Дрозд молчал.
– Ты меня слышишь? Я не хочу здесь больше оставаться!
Дрозд по-прежнему молчал.
– Лешик, она же тобой манипулирует! Разве ты не понимаешь? Я ей сразу не понравилась. Она меня ревнует к тебе!
Дрозд молчал. Но теперь это было тяжелое молчание. И взгляд из недоуменного тоже стал тяжелым, недобрым.
Под этим взглядом Кристина поднялась.
Дрозд даже не пошевелился, и это было удивительно. Когда-то мать вдолбила ему, что законы приличия требуют встать, если при нем стоит женщина. Лешка неуклонно следовал этому правилу со школы, умиляя учительниц и забавляя одноклассников.
Но сейчас он сидел.
– Так ты идешь со мной? – позвала Кристина.
Она даже попыталась улыбнуться. Это была робкая, немножко жалкая улыбка. Такая улыбка должна была растрогать любого мужчину.
– Резать к чертовой матери, – непонятно сказал Дрозд. – Не дожидаясь перитонита.
Губы Кристины дрогнули. Несколько секунд она стояла неподвижно. А затем развернулась и пошла прочь, очень прямо держа спину.
Дрозд перевел взгляд на Свету и сухо проговорил:
– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться.
Напряжение, сгустившееся вокруг них, понемногу стало рассеиваться. Но он смотрел на нее так, как будто боялся, что она сейчас тоже встанет и уйдет.
– Товарищ жених, – тихо сказала Света, – вы совершили грубейшую ошибку. Нужно было сначала закончить все дела с невестой, а уже потом идти на собрание.
– Это откуда?
– Из «Гаража», серость.
– А я его никогда особенно не любил, – сказал Дрозд.
* * *
После они не обмолвились и словом о том, что произошло в кафе. Долгое время Свете было неприятно даже вспоминать об этом.
Но сейчас Света поняла, что угрызения совести куда-то испарились. Кажется, она наконец-то перестала чувствовать ответственность за чужую глупость.
Странно, что это случилось только сейчас.
– Старею, – вслух подумала Света.
– Представь, будешь как Якобсон, – напугал ее Дрозд. – Разжиреешь! Собаку заведешь!
– Никогда!
– По первому пункту или по второму?
– По обоим! Это не собака, что бы ты ни говорил.
В сумке у нее зазвонил телефон.
– Да?
– Ну, Светлана Валерьевна, не успеваю с вами сегодня встретиться, – озабоченно сообщили в трубке.
– Константин Мстиславович?
– Ну. Он самый.
– А когда…
– Завтра, все завтра, – быстро заверил следователь. – Жду в десять, отбой.
– Подождите-подождите! – Света лихорадочно вспоминала, что хотела спросить у него. – Вы разговаривали со Стрельниковыми? Кто-нибудь из них бывал у Рыбакова?
Следователь с сомнением помолчал.
– Константин Мстиславович, вы помните, что в меня стреляли? – с нажимом спросила Света. – Так кого мне нужно избегать в темном переулке?
В трубке вздохнули.
– Ни один из вашей троицы не подтвердил, что был у Рыбакова. Вам бы темных переулков нужно избегать, Светлана Валерьевна.
