На пороге Валерия задержалась:
– Ты спросил подпольщиков о второй части дневника?
Я зевнул:
– Они ничего не знают. Однозначно.
– И никаких предположений?
Я снова зевнул, деликатно прикрыв рот:
– Вот именно, никаких. Придется попотеть, разгадывая загадку.
Валерия еще не открыла калитку, а меня уже сморил крепкий здоровый сон.
Глава 24
Петр Огуренков, выйдя из дома, направился к своей машине, на ходу набирая номер генерала Свиридова. Вот уже несколько часов Александр Афанасьевич не брал трубку. Впрочем, возможно, Петр и сам виноват. В полдень, выведя машину из гаража и приготовившись ехать на условленную встречу, он вдруг получил приказ от непосредственного начальника немедленно прибыть в управление. Его продержали в приемной почти четыре часа, и все для того, чтобы сообщить: ложная тревога. Очутившись на улице, Огуренков набрал Свиридова. Телефон не отвечал. Офицер хотел сразу же лететь к Александру Афанасьевичу, однако голод дал о себе знать, и он уступил просьбам жены отправиться к бывшему шефу после обеда и поехал домой. Быстро расправившись с сытной едой, он снова попытался связаться с генералом – снова безуспешно. Теперь, роясь в кармане в поисках ключа, мужчина успокаивал себя. В конце концов Свиридов – очень пожилой человек, состояние его здоровья могло ухудшиться. Тогда родственники, уложившие в постель любимого дедушку, запретили ему отвечать на звонки. Другой бы на месте Огуренкова стал бы дожидаться, пока Свиридов сам выйдет на связь (ведь мобильный зафиксировал все входящие звонки), но, к сожалению, Петр относился к тем натурам, которые доводили до конца начатое дело. Открыв дверь машины – серебристой «Шкоды Октавия», эсбэушник принял решение во что бы то ни стало сегодня повидать старика и повернул ключ в замке зажигания. Сильный взрыв потряс окрестности. Красивый мощный автомобиль, гордость владельца, развалился на куски, словно по взмаху волшебной палочки.
Оперативности Валерии можно было только позавидовать. Вечером она сообщила мне домашний и мобильный Петра Огуренкова и, примостившись рядом, наблюдала, как я нажимал кнопки радиотелефона. Мобильный молчал, домашний раздражал короткими гудками, потом ответила какая-то женщина, вероятно, его жена, которая из-за душивших ее рыданий долго не могла вымолвить ни слова. Наконец мне удалось выяснить: эсбэушника постигла участь генерала Свиридова. Валерия, почувствовавшая мое состояние, с тревогой заглянула мне в глаза:
– Что случилось, Никита?
– Огуренков, – я не узнавал своего хриплого голоса.
Ее тонкие пальцы сжали мое запястье:
– Что с ним? Ранен?
Я покачал головой. Она побелела.
– Убит?
Она вскочила с дивана и стала нервно ходить по комнате:
– Как это случилось?
– Взрыв в машине.
Женщина закусила губу.
– Они не останавливаются ни перед чем. – По ее лицу потекли слезы, и она размазывала их вместе с дорогой косметикой. – Теперь мы никогда не узнаем правду. Правду, которую я хотела преподнести в подарок моему городу.
– Узнаем, – уверенно заявил я. – Вот увидишь.
В тот день наш разговор не клеился, и Валерия, сославшись на срочные дела, вскоре ушла, чему я, честно говоря, был рад: мне хотелось остаться одному, чтобы в тишине большого дома поразмыслить, что делать дальше. Впрочем, вариантов и так немного. Каждый из погибших унес с собой важную тайну.
На город опустились сумерки, лунная дорожка золотила темную поверхность моря, звезды заглядывали в окна большой гостиной, а я все сидел, обхватив голову руками. Что делать дальше, если люди, готовые ответить на мои вопросы, мертвы? Найти семью генерала Свиридова и попросить позволить покопаться в бумагах покойного? Выйдет ли из этого толк? Только теперь я оценил по заслугам своего загадочного врага, всегда опережавшего меня на несколько шагов. Если в номере генерала и были какие-то бумаги, преступник позаботился о них. Обыскать одноместный номер ничего не стоило. А вот побывал ли он в доме Снежковой? Я хлопнул себя по лбу и стал быстро собираться. Преступник вряд ли обшарил каждый уголок, если даже и посетил жилище Татьяны Павловны. Мне могла улыбнуться удача.
После трагических событий следовало быть предельно осторожным. Впрочем, даже наречие «предельно» не характеризовало в полной мере всю опасность моего положения. Неведомый враг обложил меня со всех сторон и наверняка подступил к надежной крепости, укрывшей меня, – даче Валерии. Я уже начал сомневаться, оставалось ли это место безопасным.
– Не беспокойся, – сказал я себе как можно бодрее. – Если тебя захотят убить, найдут множество способов.
Я осторожно покинул хоромы кандидата в мэры и осмотрелся по сторонам. Вроде бы слежки нет. Если честно, я уже ни в чем не был уверен. Ну ладно. Стараясь держаться вблизи кипарисовой аллеи, я упорно продвигался в нужном направлении. За мной никто не шел, если, конечно, подонки не научились летать. Домик Снежковой, скромный одноэтажный старичок с давно не крашенными ставнями, встретил непрошеного гостя зловещей тишиной. Однако он был пуст – и этого оказалось достаточно, чтобы поднять настроение. Перемахнув через почерневший забор, я очутился на грядке с помидорами, поблескивавшими при свете луны золотистыми бочками. Где-то неподалеку астматическим лаем зашлась собака. Осторожно ступая по свежевскопанной земле, я прошел к крыльцу и потянул за ручку входную дверь. Она подалась на удивление легко. Дрожавший от свежего морского ветра, я, представлявший, какая картина предстанет моему взору, юркнул в темный коридор. Здесь явно кто-то побывал. Старенький коврик, прикрывавший дощатый пол, небрежно отбросили в сторону. В большой комнате царил разгром. Визитер вытряс все из черного допотопного шкафа, разбросал содержимое ящиков тумбочки с поцарапанной кое-где полировкой. Пожелтевшие от времени письма смешались со старушечьими платьями, простыми чулками и халатами. Вероятно, искали то же, что было нужно и мне. Вытерев пот, я присел на трехногий табурет. В голове юлой вертелась мысль: нашли? Ответ напрашивался сам, и весьма неутешительный. Либо в жилище Снежковой вообще не было ничего интересного, либо мой визит оказался напрасным. И все же я решил сразу не уходить. Луч моего фонарика цепко обшаривал разбросанные по полу вещи. Если Татьяна Павловна и писала что-либо в последнее время, то только письма. Никаких блокнотов или тетрадей мне не попалось. Обреченно махнув рукой, я собирался уже покинуть развороченный дом, как лента луча осветила пыльную поверхность журнального столика, на котором покоился треснувший корпус мобильного телефона. Я подошел поближе. Внутренности сотового явно унес преступник, но для меня тоже кое-что осталось. Вероятно, разговаривая со Свиридовым или Огуренковым, женщина держала в руках карандаш и на подпорченной полировке машинально вывела фразу: «Искать среди живых и мертвых». Я оцепенел. В голове галопом пронеслись сотни разных мыслей, настолько разных и противоречивых, что ни одна не зацепилась за память. От размышлений меня оторвала соседка, громко закричавшая кому-то в темноту:
