Что-то тут явно не так.
Тем временем за дверью столпились остальные светлые. Я чувствовал их интерес и нежелание вмешиваться в разговор. Видимо, они коллективно посчитали, что подслушивать куда как интереснее. Что ж, не буду их разочаровывать. Расскажу свой главный секрет.
— Алир, можешь задать свой вопрос. Будем считать, что у меня на сегодня была запланирована исповедь. Только задай его правильно. Или их, но не больше двух, — разрешил я, не зная как самому начать эту тему. Невозможно долго оставаться наедине со своими скелетами и тараканами, особенно когда они превышают все допустимые размеры.
Габриэль покосилась на меня, потом на дверь, словно спрашивая, наложить ли полог тишины или же оставить всё как есть. Я мотнул головой. Анабель должна узнать с кем не так давно всерьёз собиралась связать свою жизнь. А я-то в своём незнании размечтался…
— Почему тебя нельзя убить? — спросил рыцарь, пряча глаза, потом тихо добавил, — кто ты?
* * *
— Кто ты?
Вопрос был сказан шепотом, но его услышали все. И встрепенувшийся Азраэль, и сестра Тёмного Князя, и светлые столпившиеся за дверью. И странно сгорбившийся в кресле Габриэль… другой Габриэль. Анабель признавала, что этот новый был куда привлекательнее предыдущего, и вёл себя взрослее, только полюбила-то она того. Сейчас же её осторожно-осторожно, словно она могла обернуться ядовитой змеёй, обнимал за плечи счастливый Ририэль. Он почти не прислушивался до этого к разговору, но теперь услышав вопрос, довольно сощурился.
— Нельзя убить того, кто никогда не рождался, — выдержав невообразимо утомительную паузу, наконец ответил Габриэль.
В этот момент от небольшой щелочки эльфийку оттеснила Лин, но Анабель очень живо себе представила, как тот передёргивает плечами и опускает взгляд.
* * *
Опускаю взгляд только для того, чтобы никто не заметил выражение, совсем не соответствующее серьёзности рассказа.
— Смерть удел тех, кто живёт. Я же не самый удачный эксперимент одного тщеславного Творца, которого привык считать своим отцом. Как вы знаете — мир не может существовать сам по себе. Поэтому все островки межреальности связаны между собой и таким образом поддерживают и подпитывают друг друга. Но моему отцу хотелось оригинальности. Он решил, что можно сделать мир сразу из чистой энергии, чтобы в результате получившийся мир сам себя питал. Не знаю как, но ему удалось отщепить часть первородной Тьмы и заключить её в телесную оболочку. Всего лишь в телесную,… — на создание целого мира, той части тьмы, что он взял — не хватило. В результате появилось взрослое существо с уже сложившимся сознанием — я. Тьма захотела видеть своё дитя именно таким, каким сейчас видите вы меня. Точнее нет, какие-то черты моего характера всё-таки перетерпели изменения, но только благодаря Габриэль. Сам я не могу влиять ни на своё развитие, ни на привычки. Всё выбрали за меня: интересы, чувство юмора, образ мышления, представления о морали и шкаф с тараканами и скелетами. Тьма сделала это в присущей ей манере, наделив меня не лучшими качествами, и многими пороками. К тому же, в спешке отец забыл мне создать душу. Так что не удивительно, что за очень короткий промежуток времени у меня появилась репутация очень жестокого и беспринципного существа. Потом, когда отец всё-таки сотворил слабый, крошечный мирок, привязал меня к этому творению своей кровью. Наверное, из любопытства, или мести… Не знаю. Так что пока есть я, есть этот мир. Если со мной что-то случится, он станет безжизненной пустыней.
Габриэль же появилась потом. Она была рождена от обычной смертной. Эта женщина приняла меня, как родного сына. Хотя я её ненавидел. Я ненавидел отца, сестру, этот мир, свет и мечтал разорвать привязку на крови, чтобы снова слиться с Тьмой. Потом пришли другие Творцы. Для них этот мир — хуже плевка в лицо. Отца убили, ведь он и до этого считался отступником. Мать без него продержалась совсем недолго. Наверное, в этом была и часть моей вины. Я часто на ней срывался, делал все для того, чтобы ей жилось только хуже. А она не обращала на это внимания, в задумчивости называла то меня, то сестру Габриэль — так звали отца. С каждым днем все сильнее угасала. В конце концов, я и Габриэль остались одни. Вот и всё. Тьма во мне с каждым днём все больше и больше забывала, что когда-то была часть единого целого, и ощущала себя как другую силу. Ненависть остыла под натиском одиночества и чувства вины. Я начал заботиться о сестре, мы решили обустраивать этот мирок. Потом придумали слияние. Оно полностью компенсировало смертность Габриэль, давало мне подобие души, в общем, приводило нас именно к тому равновесию, что и было необходимо для нашего маленького мира. Если вкратце, вот и всё. Ещё вопросы? — я горько усмехнулся, понимая, что теперь вопросов точно не будет.
Сестрица из кресла усиленно делала страшные глаза и всячески показывала, что я тот ещё идиот. Азраэль хихикал в кулак, надеясь, что Алир этого не заметит.
Заметил.
Рыцарь покосился на меня, увидев, что моя постная мина не скрывает наглой ухмылки, на Габриэль, которая крутила пальцем у виска, сведя большущие глаза в кучку, на Элли, что уже задыхался от едва сдерживаемого смеха и, наконец, на дверь. Понимающе покивал головой, спрашивая «неужели всё так плохо?».
Я пожал плечами, показывая, мол, без вас ещё лучше справимся. На что Алир задорно мне подмигнул и серьёзно ответил.
— Что ж, милорд. В таком случае я и моя команда не смеем вас больше обременять своим присутствием. Мы уезжаем немедленно. Прошу вас вернуть нам наших коней или же выдать новых. Грамота будет доставлена императору и Архиепископу, как посол от вас выступит лир Ририэль. Засим откланяюсь…
— Можете идти, — разрешил я, думая как приятно иметь дело с умным человеком.
До двери Алир шёл ровно столько, сколько времени понадобилось светлым, чтобы удрать и не быть застуканными за столь пикантным занятием, как подглядывание и подслушивание.
Как только тяжелые резные двери закрылись за ним, сестрица легким движением руки извлекла из воздуха колоду карт и начала их тасовать.
— Подкидной, переводной?
— Переводной, — тут же оживился Элли.
— Согласен.
— Знаешь, братишка, в тебе умер великий артист! Так спровадить светлых вряд ли кому-нибудь удалось бы! И при этом ты ни капли не соврал, но представил в таком свете, что всё так плохо — дальше просто некуда… хотя на самом деле… — Габриэль быстро сдала по шесть карт и, посмотрев свои, недовольно скривила дивное личико.
Мне попались: козырная шестёрка, десятка, валет и туз… а жизнь-то налаживается!
— Ну, да. Я пинал его ногами, бил лопатой, травил крысиным ядом, но этот артист никак не подыхал, после этого я взял ту сказочку, что написал Ририэль для демонят из Цитадели, и попробовал прочесть её с выражением по ролям… О, в каких муках артист корчился, прежде чем отправился на тот свет! — драматично воскликнул я, закатывая глаза.
— Ну-ну… — согласился Элли, закусывая губу и приготавливаясь к великой битве в переводного дурака.
