Госпожа Берг ощущала себя женой капитана каботажного парохода, исчезающего из дома на неделю-две. Александр разрывался между литейным и пароходным заводами, а в перерыве заседал с офицерами, сочинявшими русскую торпеду Уайтхеда и тросовую мину с автоматом глубины погружения.
Секретность — здорово. Но слухи о новом оружии растеклись по флоту, породив массу предложений от изобретателей-самоучек. Среди полного безумия появлялись замыслы, похожие на крупинки золота в руде. Инженеры Пилкина трудились над прибором, ограничивающим глубину подъема мины десятью футами от поверхности. Простой моряк придумал куда более простой способ, нежели офицеры Адмиралтейства. Верхняя часть с зарядом и гальваническими рогатыми датчиками, имеющая положительную плавучесть, поднималась вверх, а якорная погружалась, разматывая минреп с вьюшки. С якоря свисал трос длиной футов десять и грузом на конце, который оттягивал стопор вьюшки. По мере погружения груз падал на грунт, трос переставал оттягивать защелку, и она стопорилась. Якорь продолжал опускаться, утягивая боевую часть под воду.
[7]
Отпала необходимость точно промерять глубину и вручную устанавливать длину минрепа.
Несколько вариантов торпед собирались на заводе Леснера совершенно безо всякой спешки. Не было в Санкт-Петербургской губернии и в окрестностях зимнего опытового бассейна, а на вояж с тайным оружием на южные рубежи России никто не согласился.
Как ни старался Якоби, к марту не поспели ни электромоторы, ни аккумуляторы к «Александру Первому». Доложив Попову ситуацию с ее переделкой и понукаемый Макаровым, которому возможностей двух малых лодок решительно не хватало для подготовки офицеров и унтерского состава, Берг распорядился спустить «корову» на воду с паровым двигателем для отработки движения, погружения и всплытия на одном только водяном паре.
Второе рождение корабля Александровского произошло 30 марта 1871 года. Внутри — балласт в аккумуляторной яме, карданы между паровыми машинами и гребными валами вместо электромоторов. Степан Осипович суетился, вникал в каждую мелочь, костерил мастеров пароходного завода и Томаса, поторапливаясь включить в свой отряд субмарину «взрослого» водоизмещения. Углядев нерадость в глазах капитан-лейтенанта, сразу по отплытии спросил:
— Отчего хмуритесь, Александр Маврикиевич?
— Чувство осталось нехорошее. Я известил господина Александровского, что его детище нынче в строй вступает, приглашал почтить присутствием. Он ответить не соизволил. Скажете — чушь? А на душе покою нет. Будто украл его лодку.
— Сантименты, любезный. Корабль — казенный, фотограф от судьбы своего детища открестился. Не корите себя.
— Так-то оно так. Но думаю порой, «Александровка» норов покажет. Слишком он ее любил, что живого человека.
В первом опытовом походе погружений не замышлялось, оттого Макаров велел лодку вести севернее морского маршрута. Берг счел, что подводный выхлоп лишнее топливо ест, нагружая нагнетатель выпуска газов. Посему на корабле завелась двадцатидюймовая дымовая труба, откидываемая назад и отсекаемая захлопкой, которая дымила, как у заурядного парового катера.
Покинув прагматичного лодочного командира на рубочном мостике, капитан-лейтенант нырнул в люк, спустился на нижнюю палубу и ощутил крымский зной. Матросы стояли на постах в мокрых от пота форменках. Скинув офицерский бушлат и пилотку, ставшие повседневной формой подводников, Берг повернул штурвал машинного отсека. Макаров, преданный правилам непотопляемости, велел держать переборки затворенными и без разрешения начальников постов по отсекам не гайцать.
Навстречу буквально вывалился Том.
— Ваше благородие! Младший кондуктор сознание потерял.
Приказав отправить пострадавшего в нос, Александр пробрался в корму. Термометр на стенке показал шестьдесят пять градусов. Ни в «Мониторе», ни на малых подлодках такого пекла не было, хотя и там грело вовсю. Томас чуть отдышался и тоже вернулся в машинное.
— Сэр Алекс, еще электромоторы не стоят. На «Щуке» от них знатно парило. После погружения, когда котел горячий и электрические греют, тоже тяжело, но терпеть можно.
Понимая, что вытяжка не справляется, Берг приказал открыть задний люк в подволоке и не задраивать переборочный, сам снова полез в рубку.
— Вот и привет от фотографа, Степан Осипович. Командуйте снизить давление, и помалу уходим домой. Что Бог простил на малых лодках, на большой «Александровне» со ста шестьюдесятью силами — смерть.
— Отчего ж? — удивился Макаров.
— В машинном — преисподняя. Лодку снова придется на берег поднять и о забортном охлаждении думать. Чую — и здесь, и на «Мурене» с погружением надобно сразу пар стравливать. Чистая физика. Со сжатием газ греется, с расширением охолаживается.
— Постойте. А по всплытии как? Давления нет, топка остыла. Плавать в дрейфе что г…но в проруби, пока наново пар не поспеет?
— Не высаживать аккумуляторы и поначалу над водой на них двигаться, пока кондуктор пары разведет, — Берг лихорадочно что-то считал в уме. — На берегу сразу помчусь к нашему академику. Электрическим моторам тоже потребно охлаждение. Вентиляторы, что на малых «Щукиных» моторчиках воздух гоняют, здесь точно не справятся.
— Александр Маврикиевич, выходит — полная переделка машинного. Если при открытом-то люке в надводном ходе чуть кондукторов не сварили, чую, на перископе и с воздушной трубой мы их точно убьем.
— Конфуз по всем статьям, Степан Осипович. Но и в этой бочке дегтя есть ложка меда. «Мурена» и «Барракуда» без моторов стоят. Срочно для них охлаждение ставить — лучше, чем переделывать опосля.
Макаров тоскливо огляделся.
— Забортной водой холодильник для конденсации пара омывается. Помпу мощнее, радиаторов побольше, и одолеем напасть. Но слишком долго. Когда теперь «Александровка» в море выйдет?
— Намекаете — рискнуть и нырнуть?
— Спасибо за разумение, Александр Маврикиевич. С матросами я сам поговорю.
Лейтенант никогда не амикшонствовал с рядовыми и унтерами, спрашивал за любую провинность, даже малую. Однако когда требовалось понимание, а не простое выполнение приказа, никогда не чурался говорить с командой по душам.
— Братишки, слушайте. С охлаждением мы сплоховали, спору нет. Корабль сегодня же поднимется на переделку. Только не знаю я, как он под водой себя поведет. Если снова на стапель, проще сразу улучшения закладывать. Кондуктор, — обратился он к Тому. — Намереваюсь выйти к весту от Кроншлота и нырнуть футов на двадцать хотя бы на десять минут. Сдюжите?
Мулат пожал голыми смуглыми плечами, резко контрастирующими цветом кожи с бледностью русских моряков после зимы.
— Ваше благородие, раз надо, стало быть — надо. Только люк из отсека в машинное открытым держать. Прикажите мне ведро с холодной водой.
Лодка описала циркуляцию и вышла к глубинам.
