Заметив Фина, мужчина расплылся в улыбке:
— Вот так так, Гренвилл! Ты обошелся мне в пять фунтов.
— Ах! — сказал Санберн, оборачиваясь и приветственно подняв подбородок. — Правильно, он говорил мне, что вы никогда не оторветесь от своих карт.
— Рад, что помог вам разбогатеть, — ответил Фин.
Тилни поднял револьвер:
— Самая новая модель Уэбли. Постреляем?
Фин посмотрел на Санберна, который пожал плечами:
— Я уже стрелял.
Это объясняло дырку в руке фигуры. Не то место, куда стреляют, если хотят помешать врагу напасть на вас. Фин видел случаи, когда злость приглушала боль лучше, чем морфий. Но такое искусство пойдет на пользу любимцу общества, чья главная задача — хорошо выглядеть на летних охотничьих балах. "Я превратился в подлого ублюдка", — подумал он, выступив вперед.
— Ну, давай! — крикнул Тилни, подняв револьвер. Он держал его тремя пальцами, чертовски глупый способ держать заряженный револьвер. — После дерби вы не заглядывали. Разгром был полный.
Револьвер лег в его ладонь. Хороший баланс, хорошие пропорции, достаточно тяжелый, чтобы сосредоточить внимание.
— Был занят.
Улыбка Тилни теперь казалась натянутой.
— Ну да, я так и подумал. Надеюсь, вы больше не попрекаете меня за ту глупую шутку. Я говорил ребятам, что вы не ирландец, но вы же знаете, какие они.
— О, третий семестр, — просто сказал Санберн. — Десятилетия назад.
Фин перехватил револьвер.
— Это уже устарело, — согласился он, улыбнувшись. — Вы же больше не дуетесь, что вас окунули в гальюн. И поколотили, — задумчиво добавил он. Взглянув на нарисованную фигуру, он выгнул бровь: — Надеюсь, зрение у вас улучшилось? Все забывал спросить.
Тилни посмотрел на револьвер немного неуверенно.
— Улучшилось, спасибо. — Он откашлялся. — А вы сделали отличный рывок, Гренвилл.
— Теперь — Эшмор. — Фин поднял револьвер и прицелился. Звук выстрела разнесся по комнате. Они не стали пользоваться наушниками. — И да, — сказал он, опуская руку, — мне это понравилось.
Санберн зааплодировал.
— Прямо между глаз. Это нужно отметить.
Его охватило ощущение нереальности.
— Отметить, да. Приятно знать, что я мог бы убить вас обоих довольно легко.
— Я бы просил этого не делать, — сказал Тилни. — Прежнее занятие, а?
В столовой Санберн поведал массу легких забавных новостей. Один артефакт, который он купил, на одном публичном мероприятии разоблачили как подделку, и, похоже, ему доставило удовольствие, что все выражали ему симпатию.
— Из-за этого меня пригласили пять раз на ужин, — сказал он. — Я могу устроить покупку еще одной фальшивки завтра.
Цыпленок по-корнуоллски был жесткий, вино кислое. Фин вполуха прислушивался к разговору; другая его часть гадала, что же с ним не так, черт побери! Это теперь его жизнь. Санберн очень остроумный. Фин механически смеялся над его шутками.
Он понял, что наступило молчание, когда Санберн нарушил его, постучав по его руке.
— Так вы влюбились?
— Господи Боже мой, нет! — Он ввязался во что-то, это да, но это очень далеко от любви, скорее, как он подозревает, это большая куча дерьма. — А почему вы спрашиваете?
— Да у вас такое мстительное, идиотское выражение лица.
На мгновение он задумался.
— Возможно, я заинтересовался, — сказал он. — Дочь Шелдрейка приедет завтра в город. Она оказалась довольно приятной.
Брови у Санберна поднялись до корней волос.
— Дочь Шелдрейка! Старовата, конечно. — Он помолчал, на губах мелькнула улыбка. — Не то чтобы я плохо относился к старым девам. В них есть особый аромат. Ну-ну, Фин и дочь старого Шелдрейка. Полагаю, тут нужно выпить как следует. — Он показал три пальца бармену, которого такой заказ, кажется, не удивил. — А вам?
Фин покачал головой.
— Кофе. — Он воздерживался от выпивки, когда мог, спиртное проложило путь его родителям в ад, но он будет ощущать каждый ухаб, если придется.
— Да? Прошли славные годы, значит? Я вспоминаю, когда ни один обитатель Оксфорда не мог уснуть, не насладившись вашим прекрасным пьяным баритоном.
Он засмеялся:
— О, я спою для вас! Как канарейка в стволе шахты
[11]
. Но вы лучше выпейте, вам это не очень понравится, если вы будете в трезвом состоянии.
— Хм… — Санберн задумчиво посмотрел на него. — Полагаю, ваши снотворные не очень располагают к пению. Благодаря вам я провел большую часть своей вечеринки на прошлой неделе, уткнувшись носом в проклятые плитки.
Фин сел, когда принесли его кофе.
— Да, эфир — выбор неудачный. — Прозвучало это как желание успокоить, но ничего такого он делать не собирался. Возможно, в следующий раз он использует хлороформ. Ему нужно чем-нибудь заменить опиум, если он не хочет впасть в зависимость от этого вещества.
— Ничего страшного? — Санберн поднял свой стакан и одним глотком выпил почти половину. — Это привлекло мое внимание к одной философской загадке. Человек приходит на перекресток. На дороге лежит все отвратительное и послушное…
— Это одно и то же?
— Да, думаю, одно и то же. Это все равно что медленное удушение.
Фину вспомнился приступ в кабинете Шелдрейка. Это чувство он испытал в галерее для стрельбы, что встревожило его. В целом эти приступы отличались. Ну, это прошло довольно быстро, когда Тилни ушел.
— Лучше медленное удушение, чем быстро лишиться головы, — сказал он. Он не был уверен, что согласен с этим, но для Санберна по крайней мере мудрость была очевидна.
— В самом деле нет. Быстрый и славный конец всегда предпочтительнее медленного и болезненного.
Фин подавил нетерпение. Этот крестовый поход, который Санберн вел против своего отца, занимал Лондон, но ему казался слишком детским подходом. Сестра Санберна не была жертвой: она перерезала своему мужу горло ножом. Если бы их отец счел, что для нее лучше пребывать в сумасшедшем доме, мужчины в Лондоне вздохнули бы с облегчением.
— А что на другой дороге?
Санберн снова взмахнул своим бокалом:
— Мужчина не имеет понятия. Так далеко он не видит. Но это обещает быть более интересным.
— Вам нужно было стать картографом.
— Господи, нет! Дело не в том, чтобы прокладывать курс кому-то. Просто идти, спотыкаясь, наслаждаясь, когда шлепнешься на зад.
Кофе был черный и горький, приготовленный по-турецки. Фин с хрустом пожевал густой осадок — это отвечало его настроению.
