— Вы, конечно, наслаждались поцелуем, — заявила она. — В этом я не сомневаюсь.
Его темные глаза впились в нее.
— Да. Наслаждался. Как приятно, что вы это заметили! У вас есть еще вопросы? Возможно, мы могли бы обсудить, насколько твердым был мой член или какие у вас соски — розовые или коричневые. Думаю, розовые, но вы можете меня поправить, если я ошибаюсь.
Она открыла рот, но ничего не произнесла. Ее бросало то в жар, то в холод. Черт возьми! Она не позволит шокировать ее. Он сидит такой самоуверенный, поддразнивая ее практически на одном дыхании с извинениями, — но только если она этого захочет.
— У вас грязный язык, — сказала Минна. — Я помню это еще по Гонконгу.
Он засмеялся:
— Да? Скажите мне, мисс Мастерс, как на вкус мой грязный язык? Насколько я помню, не я один наслаждался поцелуем.
— Я наслаждалась, когда вы затряслись, как младенец, — ответила Минна и тут же пожалела о сказанном.
Фин ничего не ответил, лишь одарил ее честным взглядом, и улыбка, игравшая в уголках его губ, заставила ее покраснеть.
— Думаю, вы пожалеете об этом замечании, — мягко произнес он. — Надеюсь на это.
Минна не стала говорить, что согласна с ним, и пренебрежительно фыркнула:
— Избавьте меня от всей этой дрожи. Да, вы правы, они розовые. Но я не собираюсь вам это доказывать.
Он, раздумывая, опустил взгляд на ее грудь, затем посмотрел ей в глаза.
— Пожалуй, мне придется настоять на этом, — лениво проговорил он.
Минна открыла рот, но остроумие покинуло ее. Соблазнение, как оказалось, не так уж безопасно, можно положиться на собственную выдержку.
— Хорошо, — сказала Минна. Он разгромил ее, она не может не признать этого. Но у нее есть новости, которые отвлекут и ее, и его. — Тогда я открою вам секрет. Без вашей помощи мне не найти мою мать.
Когда Минна снова посмотрела на Фина, он сидел выпрямившись, выражение лица у него стало серьезным.
— Я знаю, где Коллинз, — выпалила Минна.
Глава 10
На следующий день Минна сидела в скором поезде, который отправлялся с вокзала Паддингтон, следуя в Провиденс через Плимут и Пензанс.
— Я едва ли могу просить вас остаться, когда речь идет о вашей матери. — Фин пожал плечами и вернул ей ее револьвер, который она положила в ридикюль.
Фин оправдал ее надежды. Он понял, как важно для Минны найти мать. Для нее это вопрос жизни. Вряд ли нашелся бы мужчина, который действовал бы в ущерб собственным интересам. Минна была ему бесконечно благодарна.
Фин расположился на сиденье рядом с ней, держа в руках развернутую газету. Он выглядел слишком спокойным для человека, который только вчера откровенно интересовался цветом ее сосков. Минна покраснела, вспомнив об этом, и посмотрела на его губы. Он знал, что она смотрит на него. Минна отвернулась к окну. Сердце ее учащенно билось. Зачем ее подбадривать? Это предполагало новый мотив с его стороны, которой нужно узнать, прежде чем она сможет проложить свой курс. Он несерьезно относится к этому путешествию? Ее объяснение он выслушал со вниманием. Простая фраза в письме матери натолкнула ее на эту мысль: "Я переправляю свое состояние в Провиденс
[12]
и ради меня прошу тебя поступить так же". Сама по себе строчка была ничем не примечательна, но, написанная мамой, она выглядела странно. Бабушка очень любила это выражение, а когда отец умер, оставив их без гроша, это стало ее ответом на почти любые жалобы мамы. Вскоре мама стала использовать это выражение как злую шутку.
"Провидение никогда не кладет деньги в чей-нибудь карман", — говорила она. И все-таки Минна не понимала всю важность этой строки, пока не заглянула в атлас Ридленда. Почти рядом с Лендс-Энд на юге Англии находилась деревушка Провидение. Это ведь не может быть простым совпадением?
Эшмор не особенно возражал, только спросил ее, считает ли она свою мать настолько умной. Она уклонилась от ответа, и Фин извинился. Извинился! Этот самодержец, склонный читать нотации и оскорблять, извинился перед ней. Он пригласил ее спуститься вниз на ужин. И вел с ней очень приятную беседу, что напомнило ей о его обаянии в те первые недели в Гонконге.
Его новая манера вести себя казалась весьма подозрительной.
Минна опять украдкой взглянула на него. Ему действительно не помешало бы воспользоваться одним из ее средств для волос. Возможно, его растрепанные темные волосы привлекли взгляды матроны, сидевшей напротив него. Или, может быть, леди уставилась на него из любопытства. Вокруг шеи у него был повязан шейный платок, который составлял приятный контраст с его смуглой кожей, привлекая внимание к ямочке на подбородке, которой любая женщина (даже застегнутая на все пуговицы матрона с презрительной усмешкой на губах) захотела бы коснуться, просто чтобы посмотреть, такая ли она глубокая, как кажется. Но подержанный костюм был тоже ужасно старомоден. Минна могла бы согласиться с причиной, по которой он выбрал моду 1870-х годов, однако сомневалась в том, что матрона одобрила бы ее. Он выбрал шейный платок, чтобы скрыть следы укусов на шее, — в этом она не сомневалась. Вчера, когда он провожал Минну в ее комнаты они у него покраснели.
Впрочем, кусать его — не самое лучшее, что она могла сделать. Раздраженная, она открыла модный журнал. Но он не заинтересовал ее: при всей своей близости к Парижу английских модельеров, кажется, совсем не вдохновляют французские моды.
Скучая, она оглядела купе. Остальные пассажиры- матрона и ее сын, у которого только что отросла бородка, и серьезный рыжий джентльмен с большой бородавкой на подбородке, который откидывался к стене всякий раз, как матрона прочищала горло, нарочито избегая ее взгляда. Когда они заняли свои места, Эшмор наклонился и шепнул Минне на ухо:
— Я попытался дать денег проводнику, чтобы мы остались одни, но в первом классе мест нет.
По его тону она поняла, что он извиняется, как будто путешествовать в компании не веселее. Молчание остальных пассажиров подтвердило его философию: никто из них даже не потрудился представиться. По какой-то непонятной причине все, словно сговорившись, игнорировали друг друга.
За окном невзрачные домишки сменили освещенные солнцем поля. Минна вдруг вспомнила слова мамы: "Когда раздавался звук рожка, ничто не могло удержать нас; я бесстрашно перескакивала через любую живую изгородь".
Теперь легче думать о маме, скоро они встретятся. Она уверена, они приедут не слишком поздно. У мамы мало мужества, но много терпения. Эшмор сказал, что, они прибудут в Плимут до семи часов вечера, а к полудню завтра будут уже в Провиденсе. Она была ему так благодарна, когда он сказал ей об этом. Может, он ей и не доверяет, но относится к ней серьезно. Ну, он сравнил ее с ножом. Даже в экипаже, когда они ехали из Уайтчепела, он остерегался ее. Его проницательность тогда ее встревожила, но теперь она относилась к нему более благожелательно. Он прав — она непредсказуема, и он поступает умно, если осторожен с ней.
