Она не могла поверить тому, что только что сделала.
Она хотела сделать это снова.
В карете было очень темно. Но Эмма могла смутно различить силуэт Джулиана. Груз его внимания сдавил ей горло, как раньше – его рука. И вытолкнул слова, уже час вертевшиеся на языке.
– Я теперь одна из твоих женщин?
– Одна из моих женщин, – повторил Джулиан, невесело усмехнувшись.
– Я так и сказала.
– Да, – протянул он. – Именно так.
Отвернувшись к окну, Эмма вела пальцем вслед за каплей дождя, стекающей по стеклу. Импульсивная крошка. То рывками движется вниз, то без всякой причины останавливается. Эмму потрясло, что Джулиан для нее понизил планку. Она ведь не роскошная блондинка, не красавица, не отличается элегантностью. Слова ее прозвучали едко, отрывисто. Но только она пострадала от собственной реплики.
– Это было интересно, – пробормотала она.
– Ты как-то равнодушно говоришь об этом.
– Да? А как бы следовало?
– Я ведь говорил тебе, что такие вещи не требуют эмоций. Возможно, теперь ты это узнала. Часто, чтобы поверить в такие истины, их приходится постигать на собственном опыте.
– Опыт – великий учитель, – тихо согласилась Эмма. Капелька дождя, за которой она следила, ускользнула. И Эмма подвинула палец к следующей.
– И все-таки ты, похоже, в меланхолии. Это не совсем равнодушие.
Значит, она лучшая актриса, чем ей казалось, думала Эмма. Какое там равнодушие! Ее чувства растревожены и ни на чем конкретно не фиксируются, поскольку малейшее ощущение пугает и настораживает. Просачивающийся с улицы воздух ледяной лентой обвивал горло. Велюр сиденья щекотал руки, словно кошка, просящая ласки. Эмма подалась вперед, но оказалась ближе к Джулиану. И внезапно все в ней потянулось к нему, вибрируя из-за отсутствия того, что он мог дать ей. Она давно забыла, каково это – быть… живой.
– Вероятно, то был не слишком эффективный урок, – сказал Джулиан.
Ее мысли сосредоточились на его словах. На том, что можно из них извлечь.
– Ты предлагаешь дать мне еще один? – Эмма улыбнулась, когда слабый шелест в темноте выдал его удивление. – По твоему собственному признанию, ты повеса, Джулиан. Я вряд ли могла ожидать от тебя другого ответа.
– В самом деле?
– Конечно.
– Что ж, отлично, – спокойно сказал он, но Эмме показалось, что в его словах сквозит насмешка. – Если дело оборачивается таким образом, ты должна заняться этим основательно.
– Да? И как это сделать?
– Переселись в дом родителей.
И принять его там! У Эммы дыхание перехватило от замелькавших в ее мозгу картин. Она никогда не видела Джулиана в интимные моменты при свете.
– Я уже думала об этом. Моей кузине будет спокойнее, если я перееду. И свет там лучше… для живописи. На втором этаже есть большой салон с окнами, выходящими на восток и на запад.
– Меня твой салон не очень интересует.
– А меня он интересует. Это все?
– Конечно, нет. Ты должна быть готова к общественному осуждению. Тебя не станут принимать. Даже столкнувшись лицом к лицу на улице, не будут узнавать.
Эмма подумала, что это будет похлеще того, что она вынесла в Дели. Предупреждая ее, Джулиан представлял себе ту девушку… которая сбежала в сад Эвершамов, чтобы избежать осуждения и жалости окружающих. Неужели он все еще пытается защитить ту девочку? Эта мысль на мгновение опечалила Эмму. Ощущение странного одиночества замедлило стук ее сердца. Она давно отбросила такие тревоги и не видела пользы в такой защите. Ей нужно совсем другое. Ясность света. Точность звука. Она хочет ощущать полноту жизни, которую Джулиан ей неосознанно дал своим телом и поцелуем. И возможно, она сможет получать это от него, если взамен позволит оберегать себя, в чем, по его мнению, она нуждается.
– Ты должен помочь мне соблюдать осторожность, – сказала она. – Я найму подходящую компаньонку, дабы сохранить приличия.
– Превосходная идея. – Джулиан больше не трудился маскировать насмешку. Это озадачило Эмму.
– Ты мне не веришь? Думаешь, я этого не сделаю?
– Думаю, сделаешь, – после секундной паузы сказал он. – Почему ты спрашиваешь?
– У меня такое ощущение, что ты посмеиваешься надо мной.
– Так и есть, Эмма. И что дальше? Она сплела лежавшие на коленях руки.
– Значит, ты этого не хочешь. Это так?
– О нет, – мягко сказал Джулиан. – Хочу. Я готов пройти через это.
– Тогда… – Она не понимала его, и внезапно груз снова лег Эмме на душу. Как недолго она чувствовала себя свободной, бесшабашной, смелой. Упивалась каждым глотком воздуха. Но если Джулиан станет настаивать на счетах между ними, все пропало. – Что ты хочешь сказать? Через что пройти? Сделать меня своей любовницей, да?
– Что еще я мог иметь в виду?
– Да. Яснее некуда. – И снова все стало просто и понятно. Эмма откинула вуаль, и черты Джулиана перестали расплываться перед ее глазами.
– Ясность прежде всего.
– Хорошо, я открою дом. А как же картина? Мы поедем к Соммердону за ней?
– Я наведу справки. Он известный коллекционер, будет нетрудно узнать детали.
– Когда что-нибудь выяснишь, сообщи мне.
– Хорошо.
– И я тебе сообщу. Я говорю о доме. Это не должно занять много времени.
– Ты позволишь мне позаботиться об охране и о слугах? Они тебе понадобятся.
– Но… ты только что сказал…
– Это самое малое, что я могу сделать. – В его словах снова прозвучала насмешка.
Они подъехали к дому. Эмма хотела открыть дверцу кареты, но Джулиан, поймав ее руку, притянул Эмму к себе. Она не сопротивлялась. Одно прикосновение его пальцев к коже – и в ее крови словно вспыхнули сотни бенгальских огней. Но когда Эмма откинулась на подушки рядом с Джулианом, он не наклонился поцеловать ее. Отстранившись, он подкрутил фитиль лампы. Его глаза не отрывались от ее лица. Как он красив! Ей так хотелось погладить его щеку, но это не вязалось бы с ее ролью.
Неужели он не поцелует ее, прежде чем уехать?
Когда Джулиан улыбнулся, нетерпение, наконец, развязало ей язык.
– Что?
– «Я от призраков больна»,
[11]
– процитировал он. – У тебя это на лице написано.
– Что ты имеешь в виду?
– Я бы сказал, но тебе это не понравится. – Подавшись вперед, он запустил пальцы в ее рассыпавшиеся волосы и быстро поцеловал. Когда Эмма приоткрыла рот, Джулиан отстранился. – Иди, – сказал он. – Я подожду, пока ты войдешь. Я знаю, тебе нравится уходить.
