Милдрэд спросила про Артура, но Рис только пожал плечами и ушел, пообещав сообщить, если что-то узнает.
Но вести принес Метью. Милдрэд еще ворочалась у себя в келье, когда ее вызвала одна из послушниц, передав, что у входа в церковь Святой Люсии девушку ожидает монах.
Ночью сгустился туман, и внушительная фигура бенедиктинца в его темной рясе с надвинутым на лицо капюшоном была еле различима внизу каменных ступеней.
— Плохие дела, девушка, — произнес он, едва она подошла. — Артура схватили, и сейчас он в подземелье городского замка Симондсбури.
Милдрэд не смогла ничего ответить — лишь смотрела на его темный силуэт и чувствовала, как в груди разливается давящий холод.
— Но ведь Геривей Бритто уехал, — наконец произнесла она; из-за кома в горле голос ее звучал хрипло.
— Что с того? Тут остался за главного его человек, и когда Геривею донесли, как Артур повалял его людей у Северных ворот, он тут же приказал отправить его к тем, кого завтра ждет виселица.
Они оба замолчали: Метью потому, что все сказал, а Милдрэд потому, что просто не в силах была говорить. Артура собираются повесить… Уже завтра. Ей вдруг показалось, что если его не станет, то и она умрет. Медленно, по капле, жизнь вытечет из нее, ибо половина ее души уже принадлежит этому парню, безродному бродяге, которому она сама дала понять, что у них нет будущего. Да, она пренебрегала им, она сама отправила его на войну, она выскальзывала из его рук, опасаясь, что не устоит и позволит делать с собой все, что он пожелает. Она прежде всего думала о своей чести… И на что она ей теперь? Чтобы продолжать и дальше гордо нести свое имя, свой титул и при этом знать, что лучший человек на свете вздернут на виселицу, будто преступник? Что его уже нет в этом мире… таком пустом и холодном без его смеха и отчаянных проделок…
Милдрэд закусила губу, сдерживая рвущееся рыдание. Ах, если бы она наплевала на все условности, если бы они уехали! Тогда бы этого не случилось. Она была бы обесчещена и обречена на нищету, на разлуку с близкими, но что бы значило это, если бы она могла спать, положив голову ему на плечо, если бы могла смотреть на него, таять под его поцелуями…
И вот все кончено. Милдрэд казалось, что она сама предала любимого и повинна в его гибели. В Артуре было столько живости, столько огня, он так любил жизнь с ее удачами и горестями, таким радостным смехом встречал каждый новый день и всегда свято верил в удачу. И он любил ее! А теперь его повесят, а потом забросают комьями глины, и его уже не будет никогда… никогда!
— Я не могу допустить этого! — вскричала Милдрэд, цепляясь за Метью.
— Тсс! — Он оглянулся и отвел ее к уходящей вглубь проулка стене женского монастыря. — Клянусь истинной верой, что у меня самого желудок сводит, как подумаю, в какую передрягу попал Артур. Рис вон все вьется вокруг замка, выискивая способ помочь ему. Но этот толстый сакс взялся за дело как надо. При растяпе Фиц Джилберте у входа в подземелье вечно сидел какой-то пьяница, самый захудалый из отряда, а нынешний комендант повсюду расставил стражу, кругом несут дозор его саксы, и уж как мы с Рисом ни пытались переговорить с ними, как ни просились спуститься к пленным, чтобы узнать, не нужно ли им что-либо, ничего у нас не вышло. Риса прогнали взашей, приняв за навязчивую потаскуху, а меня вообще будто не замечали.
— Все равно надо что-то делать, — шептала Милдрэд, не замечая текущих по щекам слез. — Я пойду к аббату Соломону, паду ему в ноги и стану просить о милосердии.
— С таким же успехом вы можете молить прибой, — вздохнул Метью. — Я уже пытался с ним переговорить, ведь меня как лекаря тут уважают. И я просил преподобного отца, даже сказал, что Артур родня мне по крови, но этот цистерцианский пес лишь поджимал губы и твердил, что у монаха не может быть иной родни, кроме собратьев по ордену. К тому же он только рад, что казнят людей Плантагенета, от которого так пострадал город.
— Ну тогда… — всхлипывала Милдрэд, — тогда я сейчас же пойду к этому коменданту-саксу, я сообщу, что они схватили моего человека, скажу, кто я, пусть даже этот пес передаст все своему хозяину Юстасу. О нет, я знаю, что надо сделать! Мне немедленно надо отправиться к Юстасу, и пусть делает со мной что угодно, но только спасет Артура. Это будет мое условие: я отдаю ему себя, но потребую, чтобы он помиловал моего человека.
— Не мучайте себя, миледи, — монах приголубил всхлипывающую девушку. Его голос слегка дрожал от волнения. — Вы напрасно погубите себя, но не спасете парня. Ведь Юстас к вам неравнодушен и смерть соперника будет ему лишь в радость.
— Но я смогу настоять!
— Нет, дитя мое. Да и где принц Юстас? Чтобы разыскать его, да еще и в нынешнюю пору… Пройдет немало времени, пока вы доберетесь к нему, а этих парней… и нашего Артура… Их вздернут на виселицу уже завтра. Сейчас с этим скоро. Да вы ведь сами знаете, что узников содержат за счет горожан, а в Бридпорте они так разорены после набега, что пожалеют и тухлого яйца и только обрадуются, если тех повесят, сняв с горожан эту обузу. Еще соберутся, дабы поглазеть на казнь — все же развлечение в их унылой жизни.
Но Милдрэд не желала сдаваться и твердила, чтобы Метью сейчас же оседлал ее лошадь — она помчится вослед за Геривеем Бритто. Ведь не мог же он далеко уехать? Метью качал головой: вряд ли они настигнут в ночи давно выехавший отряд новоиспеченного графа. Да и округа кишит разбойниками. Плевать! — горячилась Милдрэд, ее просто трясло. Даже слова монаха, что им никто не откроет сейчас городские ворота, не остановили ее.
— Миледи, выслушайте. Думаю, мы можем кое-что предпринять, клянусь верой, — произнес задумчиво Метью. — Слабая надежда, но отчего бы не попробовать?
Милдрэд затихла, не сводя с него взгляда, хотя в тумане и темноте даже не различала лица под капюшоном.
— Смертные приговоры выносятся при городском совете. Завтра, чтобы все было по закону, пленных приведут туда. И если у Артура найдется достаточно почитаемый защитник, который поручится за него и внесет залог, его могут отпустить на свободу, при условии, что он даст клятву больше не воевать против короля Стефана.
— Конечно же, он даст эту клятву! — встрепенулась девушка.
Это она толкнула его на войну, она же заставит Артура забыть их планы. Скажет, что отказывается от него, но спасет его жизнь. О, только бы он опять мог жить, быть свободным и бродить где вздумается.
Они с Метью принялись обсуждать, к кому бы могли обратиться. Милдрэд, как представительница богатой семьи, могла заверить кого-нибудь из почтенных горожан или даже самого аббата, что внесет деньги за Артура, что готова поклясться за него, а если кто-то ее поддержит, она тут же напишет письмо в Гронвуд-Кастл, чтобы прислали какую угодно сумму.
Невдалеке послышались хлюпающие по грязной улочке шаги, и появился Рис. Они и не сразу узнали его в женском наряде, а когда узнали и поведали свой план, Рис оставался угрюмым и мало верил, что у них что-то получится.
— Этот саксонский комендант Бридпорта верой и правдой служит принцу Юстасу, который возвысил столько саксов. Вряд ли он откажется выполнить приказ.
