О шести «Бранденбургских концертах» Баха человек, разбирающийся в искусстве, обычно говорит, что в те дни, когда композитор сочинял их, звезды на небе начинали танцевать. Когда эти люди принимаются говорить о Бахе, они никак не могут обойтись без упоминания Бога и квартиры, в которой он живет. Эрике пришлось заменить за фортепьяно ученицу. У девушки неожиданно пошла носом кровь, и ей пришлось лечь навзничь, приложив связку ключей к переносице. Она лежит на физкультурном мате. Флейты и скрипки дополняют ансамбль и придают «Бранденбургским концертам» ценность раритета, ведь их всегда исполняют постоянно меняющимся составом музыкантов. Всегда с совершенно разным составом инструментов, однажды играли даже с участием двух блок-флейт!
Преследуя Эрику, Вальтер Клеммер предпринял новое серьезное наступление. Он уселся в одном из уголков спортивного зала, отгородившись от других. Это его собственный зрительный зал, он присутствует здесь на репетиции камерного оркестра. Всем своим видом он показывает, что с головой ушел в партитуру, которую держит в руках, на самом же деле его внимание сосредоточено только на Эрике. От него не ускользает ни одно ее движение во время исполнения, при этом он вовсе не стремится перенять у нее что-либо, а хочет, как это свойственно мужчине, привести исполнительницу в замешательство. Он внешне безучастен, но его вызывающий взгляд направлен на учительницу. Он как мужчина хочет быть единственным, кто бросит ей вызов, который по плечу только самой сильной женщине и музыкантше. Эрика спрашивает его, не хочет ли он взять на себя партию рояля? Он говорит: нет, не хочет, и между этими односложными ответами делает многозначительную паузу, в которую вкладывает нечто неизреченное. На замечание Эрики, что без труда не выловишь и рыбку из пруда, он реагирует многозначительным молчанием. Клеммер здоровается со знакомой девушкой, в шутку обозначая поцелуй руки, с другой девушкой он смеется над каким-то пустяком.
Эрика ощущает духовную пустоту, исходящую от этих девушек, которые скоро наскучивают мужчине. Миленькая мордашка быстро надоедает.
Клеммер — трагический герой, который, собственно, слишком молод для такой роли, в то время как Эрика, собственно, слишком стара для роли невинной жертвы подобных знаков внимания. В такт музыке он барабанит пальцами по безмолвному листу партитуры. Каждому сразу понятно, что он имеет дело с музыкальной жертвой, а не с музыкальным приготовишкой. Он — практикующий пианист, которому затруднительные обстоятельства мешают явить себя но всем блеске. Еще одну девушку Клеммер слегка обнимает за плечи, на девушке — вновь вошедшая в моду мини-юбка. В голове у нее явно ни одной извилины. Эрика размышляет: «Если Клеммер намерен так глубоко пасть, это его дело, я ему не подмога». От ревности ее кожа стягивается, как тонкая креповая ткань. Болят глаза, потому что она наблюдает за ним боковым зрением, оглядываться на Клеммера ей нельзя. Он ни в коем случае не должен заметить, что она на него смотрит. Он отпускает какую-то шутку, девушка корчится от громкого смеха, открывая ноги до того места, где они уже практически заканчиваются, переходя в торс. Солнечные лучи заливают девушку. Постоянные занятия байдаркой придали щекам Клеммера здоровый цвет. Его голова сливается с головой девушки, светлые волосы сияют ярким блеском. Длинные волосы девушки тоже светятся. Во время занятий спортом Клеммер надевает защитный шлем. Он рассказывает ученице анекдот, и в его голубых глазах загораются габаритные огоньки. Он постоянно ощущает присутствие Эрики. Его глаза не подают сигнал торможения. Да, Клеммер, несомненно, находится в состоянии новой атаки. Ему, уже было отчаявшемуся, совсем уже было собравшемуся сорвать более свежий садовый цветок, махнув рукой на Эрику с вересковой пустоши, ветер, вода, скалы и волны настоятельно порекомендовали проявить еще немного выдержки, потому что в той, которую он тайно любит, обнаружились явные признаки колебаний и смягчения. Если бы ему хоть раз удалось пересадить этот цветок в лодку, пусть и не сразу в байдарку, которой, как все считают, управлять особенно трудно! Это может быть и неподвижный тихий челн. Там, на озере, на реке, Клеммер оказался бы в самой естественной для него среде. Он уверенно забрал бы над Эрикой власть, потому что на водной глади чувствует себя как дома. Он мог бы управлять ею, поправлять ее порывистые движения. Здесь, за клавиатурой, на звуковой дорожке, она снова в своей среде, и дирижер, венгр-эмигрант, который с сильным акцентом неистово ругает консерваторских учеников, продолжает ею дирижировать.
Поскольку то, что объединяет его с Эрикой, Клеммер определяет как душевную склонность, он снова не сдается, а опять садится, распрямившись, ловко зондируя почву щупальцами и с готовностью устремляясь на задних лапах за добычей. Она едва не ускользнула от него, или же он, в виду неуспеха, едва не отказался от погони. Это было бы грубой ошибкой. Он чувствует ее теперь с большей телесностью, ощущает более доступной, чем год назад, ее, сидящую вот так, стучащую по клавишам и неуверенно косящуюся на ученика, который не уходит, но и не подходит к ней и не признается, какой костерок горит у него внутри. Что касается анализа исполняемого произведения, то Клеммер сидит здесь скорее с отсутствующим видом. Впрочем, он здесь присутствует. Присутствует из-за нее? Среди оркестранток много симпатичных молодых девушек разной конфигурации, расцветки и величины. Эрика делает вид, что вообще не замечает Клеммера, вызывая тем самым подозрение. Она подчеркивает свою единственность и одновременно дает Клеммеру понять, что с самого начала замечает здесь только его одного. Для Эрики, этой укротительницы музыки, существует только он, Клеммер, да еще сама музыка. Знаток Клеммер не верит тому выражению замкнутости, которое читается на лице женщины. Он единственный, кто удостоен того, чтобы войти на огороженное пастбище, на заборе которого значится: «Вход строго воспрещен». Эрика вытряхивает из манжет своей белой блузки жемчужную нитку музыкального пассажа. Она вся словно заражена нервозной поспешностью. Возможно, эта поспешность связана с наступившей весной, которая повсюду давно заявила о себе увеличившимся числом птиц и не замечающими пешеходов водителями, которые зимой по причинам, связанным со здоровьем и состоянием техники, ставят машину в гараж, а теперь появляются из-под земли вместе с первыми подснежниками и, разучившись ездить, совершают ужасные аварии. Эрика механически исполняет несложную партию рояля. Мысли ее далеко, в длительной поездке вместе с ее учеником Клеммером на стажировку. Только она, он, маленькая комната в гостинице и любовь!
Потом все ее мысли грузят в мебельный фургон и вновь разгружают их в маленькой квартирке на двоих. В конце дня ее мысли снова окажутся в привычном гнездышке, которое заботливо выстлала и укрыла свежими покрывалами мать, ведь молодость тянется к старости.
Господин Немет снова стучит дирижерской палочкой. Скрипки звучали недостаточно мягко. Пожалуйста, еще раз с буквы «Б». Девушка, у которой текла носом кровь, возвращается и заявляет свое право на место у рояля и на то, чтобы быть солисткой, чего она большими трудами добилась в борьбе с конкурентами. Она — любимая ученица госпожи учительницы Кохут, ведь и у нее есть мать, которая устремила на дочь все свое честолюбие.
Эрика уступает место. Вальтер Клеммер ободряюще подмигивает девушке и следит, как на это прореагирует Эрика. Еще до того, как господин Немет поднимает дирижерскую палочку, Эрика выскакивает из зала. Клеммер, ее верный союзник и известный в городе спринтер по части искусства и любви, быстро вскакивает на ноги, он желает идти носом по ее следу. Взгляд, брошенный дирижером, заставляет зрителя Клеммера вновь опуститься на место. Ученику следует принять решение, хочет он уйти или хочет остаться.
