Правые руки музыкантов взмахивают смычками и с силой извлекают из инструментов звуки. Рояль горделиво трусит по манежу, виляет бедрами, пританцовывает, исполняет сольный номер высшей категории сложности, которого даже нет в партитуре и который придуман длинными ночами. Розовый луч прожектора падает на рояль, грациозно и гордо движущийся по полукругу. Господину Клеммеру придется застыть на своем месте и ждать, покуда дирижер не остановит свой оркестр еще раз. На этот раз маэстро намерен сыграть все произведение целиком, во что бы то ни стало, если, разумеется, никто не сфальшивит. Этого не стоит опасаться, поскольку играют взрослые музыканты. Детский оркестр и школьные хоровые группы, пестрая мешанина, составленная из учеников всех городских школ пения, уже провели свою репетицию в четыре часа. Они образуют композицию, составленную руководителем класса блок-флейты и соединенную с певицами-солистками, представляющими сборную учительниц пения из всех районных филиалов музыкальных школ, этих дочерних фирм консерватории. В целом — отчаянное предприятие с чередованием четных и нечетных тактов, доводящим многих из маленьких исполнителей до того, что они мочатся в постель.
Здесь и сейчас выгуливают будущих профессиональных музыкантов. Подрастающее поколение для Музыкального оркестра Нижней Австрии, для провинциальных оперных трупп и для Симфонического оркестра австрийского радио и телевидения. И даже для знаменитого Венского филармонического оркестра, в том случае, если кто-то из родственников ученика уже в этом оркестре состоит.
Клеммер сидит и ломает голову над Бахом. При этом он похож скорее на наседку, высиживающую Глюка и не слишком заботящуюся о своих яйцах. Может быть, Эрика скоро вернется? Или она просто пошла помыть руки? В этом здании он не очень ориентируется. Он по-прежнему продолжает перемигиваться со своими симпатичными приятельницами. Он хочет соответствовать своей славе сердцееда. Сегодня репетиция проходит в запасном зале. Все большие залы консерватории заняты срочной генеральной репетицией оперного класса в связи с честолюбивой затеей смертников (они ставят «Свадьбу Фигаро»). Для репетиций Баха им предоставила спортивный зал народная школа, поддерживающая с ними тесные связи. Спортивные снаряды отодвинули к стенкам, культура тела на один день уступила место культуре духа. В школе, которая находится в районе, где прежде жил и работал Шуберт, на верхних этажах располагаются классы районной музыкальной школы, однако они маловаты для репетиций.
Ученикам этого филиала сегодня разрешили присутствовать на репетиции знаменитого оркестра консерватории. Мало кто из них воспользовался этим разрешением. Им хотят облегчить выбор будущей профессии. Они видят, что руки способны не только к грубой хватке, но и к изящному скольжению. Профессия столяра или преподавателя университета отодвигается за далекий горизонт. Ученики благоговейно сидят на стульях и спортивных матах, навострив уши. Никто из их родителей не допускает и мысли о том, что их дитя станет учиться на столяра.
Однако ребенок не должен воображать, что музыканту все достается легко, как по взмаху волшебной палочки. Ребенок обязан много заниматься и жертвовать свободным временем.
Вальтер Клеммер подавлен школьной атмосферой, от которой давно отвык, он снова ощущает себя ребенком перед Эрикой. Их отношения учительницы и ученика вновь принимают внятные очертания, а отношения возлюбленного с возлюбленной отодвигаются за далекий горизонт. Клеммер не решается проложить себе путь локтями, чтобы быстро добраться до выхода. Эрика убежала от него и захлопнула дверь, его не дождавшись. Ансамбль играет на скрипках, альтах, бьет по клавишам и дует во флейты. Его участники стараются вовсю, потому что перед наивными слушателями напрягаешься сильнее, — они, в отличие от знатоков, еще способны оценить сосредоточенное и одухотворенное выражение на лицах. Оркестр воспринимает свою игру серьезнее, чем обычно. Стена звуков вырастает перед Клеммером, он не решается пробить ее и по причине, связанной с его музыкальной карьерой. Господин Немет может вычеркнуть его из списка солистов на следующем большом заключительном концерте. Они будут играть Моцарта.
Пока Вальтер Клеммер убивает время в спортзале, оценивая женские фигурки и сравнивая их параметры, что для студента технического вуза не составляет особого труда, его учительница музыки нерешительно топчется в раздевалке. Сегодня комната забита футлярами для инструментов, накидками, пальто, шапками, шарфами и перчатками. Духовики согревают свои головы, пианисты и музыканты, играющие на смычковых, — свои руки. Все зависит от того, какая часть тела порождает волшебный звук. На полу бесчисленное количество обуви, потому что в спортзал пускают только в спортивных тапочках. Кое-кто забыл принести тапочки и сидит в чулках или носках с риском простудиться.
Уши пианистки Эрики ловят несущийся из зала грохот водопада баховской музыки. Эрика находится на территории, на которой готовятся к спортивным достижениям среднего уровня, и она толком не поймет, что она здесь делает и почему перед этим вылетела из репетиционного зала. Был ли причиной тому Клеммер? Совершенно невыносимо смотреть, как он перебирал этих молодых девиц, словно конфеты в шоколадном наборе. Если его прямо спросить, он найдет отговорку, что умеет ценить, как знаток, женскую красоту любого возраста и любой категории. Это оскорбительно для учительницы, которая доставила себе труд спастись бегством от своего чувства.
Музыка часто приносила Эрике утешение в трудную минуту, но сегодня она болезненно воздействует на ее чувствительные нервные окончания, которые обнажил мужчина по имени Клеммер. Помещение, в котором она находится, неотапливаемое и затхлое. Ей снова хочется вернуться к другим. Однако некто в виде мускулистого кельнера заступает ей дорогу и настоятельно советует ей, милостивой государыне, наконец-то сделать выбор, иначе кухню скоро закроют. Суп с фрикадельками или с тефтелями из печенки?
Чувства всегда смешны, особенно тогда, когда они попадают в лапы посторонним. Эрика меряет шагами затхлое помещение, словно диковинная длинноногая птица из зоопарка тайных желаний. Она заставляет себя двигаться очень медленно, надеясь, что кто-нибудь войдет и удержит ее. Или надеясь на то, что кто-нибудь помешает ей совершить преступление, которое она планирует и которое будет иметь жуткие последствия: туннель, нашпигованный ужасно острыми предметами, по которому она вынуждена мчаться в полной темноте. На другом конце не забрезжит ни полоски света. А где же выключатели в нишах, в которых в случае необходимости укрывается обслуживающий персонал?
Ей известно только одно: на другом конце находится арена, залитая ослепительным светом прожекторов, где от нее ждут, что она покажет чудеса дрессировки и ловкости. Вверх амфитеатром идут ряды каменных ступеней, с которых в нее летят дождем пакеты из-под воздушной кукурузы, арахисовая скорлупа, лимонадные бутылки с воткнутыми в них соломинками, рулоны туалетной бумаги. Вот ее истинная публика. Из спортивного зала глухо доносятся вопли господина Немета, требующего, чтобы оркестр играл громче. «Форте! Больше звука!»
Фаянсовая раковина умывальника покрыта трещинками. Над ней зеркало. Под зеркалом стеклянная полочка, уложенная на металлическую рамку. На ней стакан. Стакан поставлен достаточно небрежно, без всякого уважения к безжизненному предмету. Стакан стоит там, где он стоит. На его донышке еще осталась одинокая капля воды, дожидающаяся момента полного высыхания. Кто-то из учеников недавно пил из этого стакана. Эрика проверяет карманы пальто и курток в поисках носового платка и скоро его находит. Продукт гриппозного и простудного времени. Эрика берет стакан и обматывает его носовым платком. Стакан с многочисленными отпечатками неловких детских пальцев полностью укрыт платком. Эрика кладет на пол укутанный таким образом стакан и со всей силой наступает на него каблуком. Стакан беззвучно разлетается на осколки. Уже разбитый стакан она топчет каблуком еще несколько раз, пока он не превращается в груду осколков, еще не утративших формы. Слишком мелкие осколки ей не нужны! Они должны быть достаточно острыми. Эрика поднимает платок вместе с его острым содержимым и осторожно ссыпает осколки в карман пальто. Дешевый тонкостенный стакан разбился на особо опасные и острые кусочки. Платок заглушил звонкие жалобы стакана.
