Джейми вернулся и взял меня за обе руки. Поднес их одну за другой к губам и торжественно поцеловал.
— Моя леди, — произнес он негромко. — Моя… Клэр. Нет смысла ждать. Я должен расстаться с тобой сейчас.
Я не могла выговорить ни слова сквозь стиснутые губы, но выражение моего лица было так же легко прочитать, как и всегда.
— Клэр, — продолжал Джейми настойчиво, — там, по другую сторону этого… этой вещи — твое время. Там твой дом, твоя страна. Все, к чему ты привыкла. И… Фрэнк.
— Да, — сказала я, — Фрэнк там.
Джейми взял меня за плечи, поставил на ноги и проговорил почти с мольбой:
— На этой стороне для тебя ничего нет, милая! Ничего, кроме насилия и опасности. Иди!
Он повернул меня к камню и слегка подтолкнул. Но я снова повернулась к нему и схватила его за руки.
— Разве для меня и в самом деле ничего нет по эту сторону, Джейми? — Я упорно смотрела ему прямо в глаза.
Он мягко высвободился и, не ответив, отступил назад, внезапно обернувшись изображением из других времен на фоне затянутых дымкой холмов; жизнь на его лице была лишь игрой теней на плоских слоях краски — напоминание некоего художника о забытых краях и о страстях, давно угасших.
Но я посмотрела в глаза, полные боли и томления, и он снова сделался плотью, реальной и живой, — возлюбленным, мужем, человеком.
Мука моя, вероятно, очень ясно отражалась на лице, потому что Джейми, помедлив, повернулся к востоку и указал на что-то внизу на склоне.
— Тебе видно, что находится вон там, за дубами? Примерно на полдороге?
Я увидела и дубы, и то, на что он указывал, — полуразрушенный и заброшенный фермерский коттедж.
— Я спущусь к этому дому и останусь там до вечера, чтобы убедиться… быть уверенным, что ты в безопасности.
Он смотрел на меня, но не прикасался ко мне — и вдруг закрыл глаза, словно ему стало невыносимо дольше смотреть.
— Прощай, — сказал он и повернулся уходить.
Я глядела ему вслед, оцепенев, но вдруг вспомнила: я непременно должна ему что-то сказать. Я окликнула его. Он остановился и некоторое время не двигался, стараясь справиться со своим лицом. Оно было бледное, неподвижное, с бескровными губами, когда он повернулся ко мне.
— Да?
— Есть одна вещь… я имею в виду, что мне нужно кое-что тебе сказать, прежде чем… я уйду.
Он на мгновение прикрыл глаза, и мне показалось, что он пошатнулся, но, должно быть, это просто ветер шевельнул складки его плаща.
— Не надо, — попросил он. — Не надо. Иди, милая. Не мешкай. Иди.
Он двинулся прочь, но я схватила его за рукав.
— Джейми, выслушай меня! Ты должен!
Он беспомощно покачал головой и поднял руку, как если бы хотел оттолкнуть меня.
— Клэр… нет. Я не могу.
Ветер выжал слезы у него из глаз.
— Это касается восстания, — поспешно заговорила я, тряся его руку. — Джейми, выслушай. Принц Чарли, его армия… Колам прав! Ты слышишь, Джейми? Прав Колам, а не Дугал!
— Что? О чем ты говоришь, милая?
Теперь я завладела его вниманием. Он провел по лицу рукавом, и после этого глаза его, обращенные ко мне, сделались ясными и серьезными. Ветер пел у меня в ушах.
— Принц Чарли. Восстание начнется, в этом Дугал прав, но оно не будет иметь успеха. Вначале армия будет продвигаться, но кончится это разгромом и избиением. В Каллодене,
[5]
вот где это произойдет. А кланы…
Перед моими глазами возникла эта картина — разбросанные по полю серые камни, и на каждом только название клана — одно на всех убитых, погребенных под этим камнем. Я перевела дух и взяла Джейми за руку, чтобы поддержать себя. Рука была холодная, как у мертвеца. Я вздрогнула и закрыла глаза — мне нужно было сосредоточиться на том, что еще оставалось сказать.
— Горцы, все кланы, которые последуют за Чарли, будут истреблены. Сотни и сотни клансменов погибнут в Каллодене. За теми, кто уцелеет, будут охотиться и убивать их. Кланы будут уничтожены и не, возродятся ни в ваше время, ни даже в мое.
Я открыла глаза и увидела, что он смотрит на меня без всякого выражения.
— Джейми, не ввязывайся в это! — умоляла я. — Если можешь, удержи и своих людей, но во имя спасения души… Джейми, если ты… — Я остановилась; я собиралась сказать: «Если ты любишь меня», но не могла — ведь я собиралась покинуть его навсегда, и если до сих пор не заговаривала с ним о любви, то сейчас тем более не имела на это права.
— Не уезжай во Францию, — продолжала я. — Езжай в Америку, в Испанию, в Италию. Но во имя тех, кто любит тебя, не вступай на поле Каллодена.
Он продолжал смотреть на меня. Слышал ли он мои слова?
— Джейми! Ты слышал меня? Ты понял?
Чуть погодя он кивнул и ответил так тихо, что я с трудом расслышала его сквозь вой ветра.
— Да. Да, я слышал. — Он высвободился от моей руки. — Ступай с Богом, mo duinne.
Он спустился с уступа и пошел вниз по склону, упираясь ногами в кочки травы и хватаясь за ветки, чтобы сохранить равновесие. Он не оглядывался. Я следила за ним, пока он не исчез в дубняке. Шел он медленно, как раненый, который знает, что ему необходимо двигаться, но чувствует, что жизнь мало-помалу выходит из него сквозь пальцы, прижатые к ране.
Колени у меня дрожали. Я осторожно опустилась на гранитную плиту и села, скрестив ноги и наблюдая за ласточками, продолжавшими свою охоту. Внизу я видела крышу коттеджа, в котором находилось теперь мое прошлое. А за спиной у меня высился расколотый камень. Мое будущее.
Я просидела неподвижно всю вторую половину дня. Я пыталась подавить все эмоции и руководствоваться лишь доводами разума. Джейми, убеждая меня вернуться в мое время, рассуждал логично. Дом, безопасность, Фрэнк, мелкие житейские удобства, которых мне порой ужасно не хватало, — горячая ванна, водопровод в доме… не говоря уже о таких вполне значительных вещах, как медицинское обслуживание и удобные путешествия.
И все же, признавая неудобства и прямые опасности здешнего существования, я должна признать и то, что многое мне нравилось. Поездки сопряжены с неудобствами, это так, но зато отсутствуют многомильные бетонированные дороги, изрезавшие всю страну, а также шумные и вонючие машины — изобретения весьма опасные, напомнила я себе. Жизнь гораздо проще, да и люди тоже. Они не то чтобы менее разумные, но как-то более прямые и открытые… за некоторыми малоприятными исключениями, как, например, Колам бан Кэмпбелл Макензи.
Благодаря работе дяди Лэма мне пришлось жить во многих местах, причем некоторые из них обладали даже меньшими удобствами, чем здешние. Я легко свыкалась с простыми условиями и не так уж страдала из-за отсутствия «цивилизации», хотя с той же легкостью привыкала и к присутствию таких прелестей, как электроплита или горячий душ… Я посмотрела на камень и, вздрогнув от порыва холодного ветра, обхватила себя руками.
