— А это ваш новый муж? — спросила Клер.
Кейт повернулась к Гарри:
— Клер, могу я представить вам майора сэра Гарри Лиджа? Гарри, это моя подруга из Комитета вдов военных, леди Клер Хэмптон.
Клер, светленькая пышечка, которая ставила себе в заслугу шестерых детей и три замужества, наклонила голову и улыбнулась.
— Надеюсь, вы ни в чем не уступаете ей, сэр.
— Не думаю, что кто-нибудь может сравниться с ней, леди Хэмптон, я могу рассчитывать только на то, чтобы не слишком отставать.
Едва они дошли до главного зала, как заиграла музыка. Огромный зал был бело-голубым, эти же цвета доминировали во всем доме. Когда они устроились в креслах, Гарри взял с Грейс и Би обещание, что они будут танцевать с ним. Кейт видела, как к Би направился генерал Уиллоби, и поняла, что ее подруге не будет скучно. Обернувшись к Гарри, она обнаружила, что у больших канделябров выстроились ее собственные поклонники.
— Не сегодня, джентльмены, — сказал Гарри, прежде чем Кейт успела протянуть им свою бальную книжечку. Он отнял у нее книжечку и аккуратно разорвал на две части. — Завтра или послезавтра вы можете попытаться. Но в наш первый бал я как муж заявляю о своих исключительных правах.
Один из наиболее преданных чичисбеев, совсем молодой человек по имени Томми, уставился на Гарри через дорогой монокль, подобранный в тон серебряному шитью его синего бархатного костюма.
— Не стоит сидеть у жены в кармане, старина.
Гарри ответил мальчишке волчьим оскалом.
— Не сомневаюсь, что эта шутка родилась у тех, кто никогда не ступал на поле битвы.
Кейт чуть не захохотала, увидев, как мальчишка выпучил глаза.
— Томми, — утешила она поклонника, дотронувшись до его рукава, — не принимайте это всерьез. Он скорее всего через час, ну, чуть больше, выдохнется и сходит за новой книжечкой.
Не дожидаясь ответа Томми, Гарри закружил Кейт в вальсе. Она была приятно удивлена. Гарри действительно умел танцевать. Очень хорошо умел танцевать, если судить по тому, насколько спокойно она чувствовала себя в его руках. Любой другой мужчина стал бы пикироваться с ней, пытаясь или соблазнить, или разузнать, кого она пытается соблазнить. Или, как Томми, избрал бы распространенное времяпрепровождение, восторженно кидая свое сердце к ногам пользующейся определенной славой женщины.
Гарри танцевал с ней все танцы подряд, а в перерывах не отходил от нее. Было совершенно очевидно, что ее семья уже начала военные действия против нее, ибо многие поворачивались к ним спинами, когда они проходили мимо. Были и такие из прежних приверженцев, которые ограничивались тем, что вместо улыбок сухо кивали при встрече. «Повесы», а их было немало, разумеется, вели себя так, словно ничего не произошло.
За себя Кейт не переживала. Она приходила в ярость из-за Гарри, который стоил больше, чем подавляющее большинство присутствующих на балу. Каждый раз, когда язвительная матрона надменно поднимала бровь, глянув в его направлении, он напрягался, как бы инстинктивно защищаясь от удара.
— Как замечательно получается у вас, Гарри, — сказала она, возвращая улыбку юной леди Финстер, — отделять зерно от плевел.
— Вы как-то не так смотрите — у меня такое чувство, что плевел здесь я.
— Чепуха. Если бы вас отбрил человек, который воевал под Ватерлоо, это было бы неприятно. А что касается остальных, нам предстоит тщательно пересмотреть список моих обычных гостей.
Кейт обрадовало то, что друзья, о потере которых она сожалела бы, остались на ее стороне. Поскольку остальные ее не интересовали, все складывалось наилучшим образом. Ее поклонники, конечно же, остались ей верны. К счастью, Гарри хорошо понимал их место, особенно совсем зеленых юнцов, которые кружили вокруг нее нерешительной стайкой.
Снова раздались звуки вальса. Гарри увлек ее танцевать, и она почувствовала, как ее уносит в небеса.
Музыка звучала все сладостнее, из безопасного кольца рук Гарри комната представлялась Кейт калейдоскопом красок и огней. «К этому можно привыкнуть», — думала она.
— Гарри, вы себя недооцениваете, — сказала она, блаженно закрывая глаза. — У вас настоящий талант. Я настаиваю, чтобы вы танцевали вальс только со мной.
— Это единственное, что вы хотели бы зарезервировать для себя? — шепнул он, наклоняясь к ее уху.
Она чуть не споткнулась.
— Простите?
Открыв глаза, Кейт увидела, что он двусмысленно улыбается.
— Я подумал, — сказал Гарри, — и решил, что пора дать вам новый урок.
Кейт почувствовала, как в горле встает ком.
— Урок?
Невозможно было ошибиться, отчего так затуманились его глаза.
— Мысль об этом не покидает меня целый день. Я продумываю, как вернуть вам способность испытывать наслаждение. Мне кажется, на первом уроке мы будем изучать грудь. Груди — это удивительно чувствительные части тела.
Кейт тяжело сглотнула.
— А вот я сейчас думала, как замечательно танцевать, когда никто не пытается соблазнить меня.
Гарри мягко улыбнулся.
— Я никогда не буду соблазнять вас. Я подожду, когда вы станете равноправным партнером.
— Зачем? — возразила Кейт, чувствуя себя загнанной в угол. — Допустим, я начну наслаждаться этим. И что? Вы отправитесь в дальние страны, а я останусь здесь тосковать? Я сказала вам, Гарри. Тосковать — это не для меня.
— Неужели все так ужасно? — спросил он, явно стараясь казаться беззаботным. Вопрос прозвучал печально. — А как насчет этого?
Гарри куснул мочку ее уха.
Кейт чуть было не потеряла равновесие — и это в центре танцзала.
— Прекратите!
К ним повернулись головы. Гарри коротко засмеялся.
— Улыбайтесь.
Она заулыбалась. Удивительно, но для этого не потребовалось усилий. Что-то пенилось в ее груди, что-то легкое и радостное, как если бы их недавняя пикировка преобразовалась в свет. Она вспомнила, что когда-то давно она знала это чувство. Непонятно было, что с ним делать сейчас.
— Вы помните свои ощущения, когда я лизнул ваш сосок? — спросил Гарри, впиваясь в нее взглядом.
Кейт споткнулась о его ногу. Ее соски затвердели от одних его слов.
— А когда я взял вас за грудь и приблизил ее к своим губам? Помните?
Она кивнула, хотя не была уверена.
— Вам всегда это нравилось, Кейт. По крайней мере, я так считаю. Вы издавали самые сладостные рычащие звуки.
Смущающее тепло стало разливаться по ее животу и между ног. Кейт это не нравилось; она не хотела, чтобы ей это нравилось. Она ненавидела напрасно надеяться.
— Пожалуйста, — взмолилась она, ее улыбка больше походила на оскал. — Не издевайтесь надо мной здесь.
