Залп! Он всегда неожидан. Видел его десятки раз, но никак не привыкну. Земля качнулась и встала на дыбы. На голову посыпались яблоки. Третья ракета батареи номер один ушла в утренний туман. В полутора километрах севернее «ударила» вторая батарея, а за ней – третья. Ракеты еще рокотали в облаках, а мы «заряжаем» новые. И снова я доложил о готовности раньше всех. На этот раз мы не выходим из кабин. Залп! СПУ трясет, как на ухабах. Ракета прочерчивает в облаках огненный след. Через пять минут над позициями повисла тишина. Даже не верится, что началась Третья мировая. Такое ощущение, что мы всего-навсего отстреливаемся на полигоне в Ашулуке. Томительно тянутся минуты. Должно быть, полковник Тарасенко докладывает вышестоящему начальству об успешном пуске и ждет нового приказа. Подъезжает заправщик. Ура! Нас никто не «видит». Кажется, полдела сделано! Солдаты работают без обычных шуток, быстро и слаженно. Все друг друга подгоняют. Все понимают, что чем быстрее опустошим заправщики, тем быстрее уберемся отсюда – из-под самого носа врага. Я даже не представляю, что там делается – за двести, триста километров. Вся Польша и большая часть Чехии в огне. Плавится вражеская ПРО, горят города, узлы связи и аэродромы. Мы даже не в курсе дела, что заложено в память ракеты. Наше дело отстреляться.
И опять, похоже, я докладываю о готовности раньше других батарей. Но теперь нам разрешено стрелять автономно, потому что мы уже демаскированы и десятки, если не тысячи радаров выискивают нас в утреннем тумане, и десятки, если не сотни ракет готовы устремиться на наши головы, на нашу территорию. Главное, опередить их. Отстреливаемся еще по две ракеты. Это значит, что бригада выпустила по противнику всю сотню ракет! Они падают где-то там, за горизонтом. Мы пусты. Сворачиваемся с невиданной скоростью. Солдат даже подгонять не надо. Откуда взялась дисциплина? Даже те оболтусы, которые не поддавались армейской муштре, покорны и кротки, как ягнята. Через пятнадцать минут готовы к маршу. А где-то в пятистах километрах от нас горит и плавится земля наших врагов. Господи! Упокой их душу.
Выскакиваем из садов. В спину нам сторож грозит суковатой палкой. На случай удачных стрельб у нас определены пути отхода. Мы рассредоточиваемся в радиусе пятидесяти километров от КШМ. Наши координаты знает только Тарасенко, который сидит в КШМ. Теперь мы одни, я имею в виду первую батарею. Три СПУ и два БТР-105 с двадцатью бойцами, вертолеты над нами уже не летают. И вообще, стоит странная тишина, будто мы и не пуляли по врагам нашим мощным оружием. Двигаемся в сторону Ковеля, туда, где непроходимые леса и болота. На обочинах брошенные машины и трупы, трупы, трупы. Пока ехали по шоссе, насчитал около трех сотен машин. Чахомотка.
Нам по-прежнему везет: никто не преследует и никто не обстреливает. Семь часов утра. По-майски тепло, так и хочется снять АЗК. Минуем какие-то маленькие городки. Кое-где заметны люди, пугливо прячущиеся при нашем появлении. Думаю, что они еще ничего не знают и не понимают, что началась война. И тут прямо над нашими головами в небе происходит сражение. Кто в кого стреляет и что там рвется, мы не знаем. Наше дело – сохранить технику и ударить хотя бы еще один раз.
Загоняем СПУ в овраги и накрываем сетками. Эти овраги мне снятся по ночам, потому что еще полгода назад нас учили находить их по карте и даже снабдили подробными фотографиями местности. Обычные овраги в лесу. В склонах заранее вырыты землянки. Отделение, которое охраняло их, встретило нас со слезами. Оказывается, бандеровцы обложили их по всем правилам осады и две недели не давали житья. Наш взвод охраны быстренько обследовал прилегающую территорию. Нашли два целеуказателя для авиации. А бандеровцев и след простыл. Или подохли, или, видать, сообразили, что дело движется к войне, ну и разбежались помирать по селам.
22.05.2041
Полдень. Наконец-то на западе встает огненная заря. Слышно, как громыхает не далее чем в ста километрах. Счетчик Гейгера показывает повышение радиации. Земля ходит ходуном. С потолка сыплется песок. Выхожу из землянки. Что это, наши последние конвульсии? Или враг подыхает? Приказываю принять таблетки йодида калия, только, думаю, в нашем положении они вряд ли помогут. Все смотрят на меня ошалелыми глазами. Снаружи творится черт знает что. Нашу землянку трясет как в лихорадке.
Петров хватает саперную лопатку и начинает рыть стенку землянки. Несколько минут мы смотрим на него, как на полного придурка. Ведь всем ясно, что если рванет чуть ближе, то нас похоронит вместе с землянкой под этим самым холмом. Но через мгновение с ужасом обнаруживаю, что помогаю Петрову руками отгребать землю. Кто-то сует мне штыковую лопатку, и мы роем, роем, роем, чуть ли не зубами скребем эту чертову землю, как кроты, приближаясь с каждым выбранным метром породы к нашему спасению. Я очнулся, когда с потолка рукотворной пещеры стала осыпаться земля. Но кто-то уже тащил доски и бревна, и мы, задыхаясь, все дальше углубляемся в стенку оврага. Копаем по очереди. Маски и АЗК давно сняты, и мы похожи на огромных червей. Если не убьет радиация, то прикончит чахомотка. Делаем два ответвления по обе стороны от туннеля. Заползаем внутрь и валимся без сил. Над нами метров тридцать глинистой породы. От радиации она, конечно, защитит, но если даже в Ковеле упадет хоть одна атомная бомба, нам всем крышка. Шикарная общая могила. Петров и рядовой Агеев смастерили из гильзы коптилку. При мерцающем свете мы выглядим как шахтеры – потные, грязные. Зато счетчик показывает, что радиация почти в норме. Мы радуемся, как малые дети. При такой радиации мы умрем от рака всего лишь лет через семь. Но это теоретически, в Чернобыле люди начали болеть раком через два-три года. Кто-то высказывается в том смысле, что так можно дождаться конца войны.
Переносим в пещеру воду в баклагах и еду. Со мной пять человек – весь расчет СПУ-3. Все перепуганы, но держатся молодцом. Приказываю выдавать на человека в день не больше двух кружек воды. Ответственным назначаю Петрова. А еще приказываю снова надеть АЗК и маски.
В рации сплошные разряды. Затем, после особенно крупного, она вообще вышла из строя.
23.05.2041
К нам заглядывает Леонтьев. Посмотреть, как мы устроились. Оказывается, он тоже зарылся в склон оврага.
Выходим наружу. У него плохие новости. Время прибытия заправщиков давно вышло. Надо принимать решение: то ли здесь отсиживаться в ожидании ракет, то ли двигать на восток, в надежде встретить по пути заправщик. Тарасенко на позывные не отвечает. Ждать больше нельзя. Мы можем оказаться в глубоком тылу противника, а у нас боевая техника, которую нам предписано уничтожить даже ценой собственных жизней. Леонтьев приказывает мне произвести разведку местности и по возможности отыскать командира бригады. Если не найдем, то вечером уходим к своим. Если, конечно, доберемся, думаю я, но молчу. К чему говорить вслух о том, что и так ясно: если нас не убьет радиация, то рано или поздно прикончит чахомотка.
Я, вообще-то, против того, чтобы покидать наш уютный овраг. Если командование бригады накрыли, то мы мало чем им поможем, только демаскируем себя. Но кого волнует мое мнение? Лезу в БТР. Со мной пять человек: сержант с подразделением, наводчик и водитель. У наводчика знаменитая фамилия Сухов, а водителя зовут Петром Петровичем, он немолодой, с седыми усами. Больше я о них ничего не знаю.
