— Думаешь, наши их привлекали? Нет, это опасно. Да и какой смысл? Ничего не пойму.
Так рассуждая, они шли по коридору. Тихо гудели компрессоры, да кое-где под потолком мигали лампы. Камеры наблюдения стерегли каждое их движение.
— Ничего не пойму! — в сотый раз сокрушался Бараско. — Должна же быть во всем этом какая-то логика?
— А может, они продают ловушки?
— Может… — подумал Бараско. — Все может быть. Тогда мы здорово влипли.
— Почему?
— В таких сделках крутятся большие деньги. Если нас используют вслепую, то зачем дали оружие?
— Чтобы защищаться.
— Вот именно. Они дали оружие, чтобы мы выглядели дураками, — догадался Бараско.
— Или наоборот, естественными… — предположил Костя.
— Покойниками, — Бараско посмотрел на него так, что Костя от страха прикусил язык.
Честно говоря, у Бараско тоже крутилась эта мысль. Но он не хотел признавать, что его обвели вокруг пальца — и кто? Почти свои. Дети военных. Неужели они торгуют родиной? Хорош был тот генерал. Хорош. Воспитал ренегатов.
Вдруг они услышали голоса, причем так явственно, что, казалось, люди находятся где-то рядом, и осторожно поднялись на два пролета по боковой лестнице. Но разобрать, о чем говорят, было невозможно, словно Бараско и Костя подслушивали голоса во сне. Впрочем, один голос явно принадлежал Давыдову. Голоса приближались.
Костя и Бараско заметались в поисках убежища. В последний момент Костя втолкнул Бараско в какую-то крысиную щель. Они поползли вдоль нее, перемазавшись мелом. Голоса становились все явственнее, а крысиный ход все уже. Наконец что-то можно было разглядеть сквозь щель.
— Ты думаешь, они не догадаются? — спросил незнакомый человек.
— Конечно, — убежденно ответил Давыдов. — Я им пообещал свозить завтра к «шару желаний». Один из них обычный бабник. Мы подсунули ему женщин. Но он настолько любвеобилен, что наши женщины запали на него все скопом.
— Это пройдет, — философски заметил человек. — Хотя, с точки зрения пропаганды, плохо. Русские не должны быть сильными даже в половом отношении. А другие?
Говорил он со странным акцентом, как прибалт.
— Один черный сталкер. Я его узнал. Бродит здесь лет пят пятьдесят. Убить его невозможно. Еще мой отец за ним гонялся. Сто раз пытались.
— Убьем, куда он денется, — уверенно сказал человек.
— Если убьем — это будет нашим успехом. Впервые он подобрался так близко к «шару желаний», но мы его не подпустим.
— Ничего. Скоро мы увезем «шар». Мы сейчас работаем над созданием специальных электромагнитных контейнеров. И тогда вам всем… как это у вас говорят? А-а-а да… неповадно будет мечтать, — он засмеялся, довольный шутке.
Вождь угодливо захихикал:
— Да увозите, увозите… у нас много «шаров».
— Что, действительно? — удивился человек.
— Да еще найдется где-нибудь парочка.
— Покажешь нам потом. Мы все заберем. Америка должна быть сильной страной.
— Конечно. Без проблем. «Шары» — это такая штука, которая исполняет любые три твоих желания. — Давыдов, как грузин, поцокал языком.
Человек внимательно посмотрел на Давыдова:
— Тебя и твою семью тоже можем забрать.
— Сразу нельзя, — испугался Давыдов, — а то догадаются.
— С первой же оказией.
— Да, но надо подождать. Хотя мы души не чаем в вашей стране. Жена всю плешь проела. Хочется ей увидеть свободный мир. Баба, что с нее возьмешь?
— А ты? — поинтересовался незнакомец.
— Я тоже хочу, — признался Давыдов, — но как бы стыдно… вождь все-таки… люди смотрят…
— А ты им объясни наши преимущества!
— Так чего объяснять? Русские здесь слишком долго стояли. Водку пить учили. У вас водка-то есть?
— Есть. У нас все есть!
По лицу Давыдова было видно, что он не верит.
— Вот в этом-то все и дело, — стал поучать незнакомец. — Заразили вас.
— Чем? — испугался Давыдов.
— Есть у русских такая секретная инфекция.
— Какая?! — еще больше испугался Давыдов.
— Один раз водки выпьешь с ними, и уже не можешь отвыкнуть.
— Да, я тоже заметил, — добродушно признался Давыдов. — Тяжело было расставаться с папой-негодяем. Бросил нас, не захотел взять с собой в Россию. Мама теперь хочет отомстить.
— В этом-то все и дело. Ладно, заплатим тебе побольше!
— Вот это хорошо! — обрадовался Давыдов. — Это по-деловому. А то я эту любовь к отчизне не очень-то люблю без денег.
— А что третий?! — скрывая брезгливость, перебил его незнакомец.
— Третий самый коварный. Мы его еще не раскусили. По виду мальчишка. Я у отца таких навидался. Он может быть спецагентом. Маскируется под вчерашнего студента. Я думаю, что он фанатик из молодых патриотов.
— Да, с этим сложнее. Путинское наследие. Мы узнали. Три дня назад здесь неподалеку союзники уничтожили группу московских журналистов. Наверное, он оттуда?
— Наверное, — согласился Давыдов и шмыгнул носом. — Может, допросить?
— Нет, не надо. Операцию сорвем. Дело важнее. Если он просто журналист, то тоже неплохо. Подбросишь ему вот эти корочки ГРУ. У него, должно быть, куча родственников в столице. Мы с ними поработаем. Даже лучше. Шума будет до небес.
Незнакомец передал Давыдову красную книжку:
— Положишь ему в портмоне.
Незнакомец повернулся. Наконец-то Костя его разглядел: был он в армейской форме цвета хаки. На правом плече у него красовался нашивка с полосатым американским флагом. Подстрижен он был под «пустынного краба».
Эх, жаль автомат оставил в телеге, подумал Костя, и они, не сговариваясь, стали отползать.
— Вот сукин сын! — выругался Бараско, когда они подбежали к лифту. — Подставить нас решил! Продал америкосам! Ну ладно. У меня план есть!
— Какой? — спросил Костя.
— Потом узнаешь.
Все подводы уже были загружены. Давыдов, как заправский счетовод, пересчитывал контейнеры.
— У вас «дровосек»? — спросил он, делая пометку в журнале.
— Еще пара «вихрей», — ответил Бараско, зевая и переворачиваясь в шуршащем сене на другой бок.
— Теперь уже недолго, — сказал Давыдов. — К вечеру следующего дня приедем к Краю мира.
И действительно, весь день они тряслись в телегах. Костя уже и бежал рядом, и выспался до состояния вечного бодрствования. А Бараско, знай себе, дрых да дрых в сене между контейнерами. Где же его план? — недоумевал Костя. Мы почти доехали. У капитана спросить, что ли? Но Березин был сосредоточен и неприступен, как гора Джомолунгма. Он сидел, свесив ноги, и что-то писал в блокноте, порой бессмысленным взглядом озирая пейзажи.
