— Жив, черт холодный!
— А мы уже не знали, что и думать!..
— … Какого хрена ты устроил?..
— Братцы! — взмолился я через несколько секунд. — Вы меня так обратно на койку уложите! Переломаете все кости.
— У тебя нет костей!
— В смысле?
— В прямом.
Антон наконец отпустил меня, как-то неуверенно пожал плечами и повторил:
— У тебя нет там костей.
— А что есть? — холодея от страха и лихорадочно ощупывая себя, спросил я.
— Это тебе Новистра расскажет. Он тут сам едва не спятил, пытаясь понять, что с тобой такое.
Я обвел парней изумленным взглядом, увидел их любопытные, радостные и какие-то встревоженные лица и пораженно вымолвил:
— А что со мной?
* * *
— … Не знаю, Артур! Всякое видел в жизни, но такое — впервые. Я даже не знаю, как все это называть. Мутация? Уже устарело. Сей термин означает, что есть некие изменения в теле человека. Сбой программы ДНК? Но это тоже относится к человеку.
— А я тогда кто, профессор?
Новистра тоскливым взглядом прошелся по мне и пожал плечами:
— Понятия не имею. Кто угодно, но не человек!
— А в чем это выражается? Две руки, две ноги, одна голова… Все вроде на месте. Физиономия такая же. Сердце кровь гоняет по венам и артериям. Мыслю по-прежнему. Что не так?
— Все. Твои руки, ноги, кровь, мозги, кости, органы — это не то, что было раньше. Это сохранило форму, внешний вид, даже функции. Но… теперь состоит из другого вещества.
— Из какого? — оторопело разинул я рот. — Что за ерунда? Как можно быть из чего-то еще? Я не чувствую никаких изменений. Ну… почти никаких. Что вы имеете в виду?
— Тебе нужны медицинские термины? Изволь, если поймешь.
— В жопу термины! Профессор, я тот же Артур Томилин, что и был раньше! Тот же! Тело прежнее, сердце и голова прежние. Я и думаю как раньше. И ничего чужого, постороннего во мне нет.
Новистра отвел взгляд, чуть развел руками. Эти слова ему были неприятны.
— Знаю уже о вашей теории, парни просветили. Будто я как-то опасен для всех. Что мыслю иначе и другими категориями.
— Извини, — смущенно, но твердо ответил профессор. — Это моя ошибка. Поняв, что ты уже не человек, я подумал, что и образ мышления у тебя должен быть иной. Видимо, сработал стереотип мышления. Раньше считалось, что изменение характеристик мозга хотя бы на двадцать процентов полностью меняет структуру мышления.
— Да ладно, мелочь, — попробовал я утешить явно расстроенного собеседника. — Не стоит и думать. Меня больше интересует мое теперешнее состояние. Что произошло? Ведь я пролежал в коме…
— Двадцать четыре дня! — подсказал профессор.
Я удивленно присвистнул. Парни, конечно, называли цифру, но тогда я как-то не воспринял ее. Три с половиной недели.
— Артур! По совести говоря — я даже не знаю, что… сказать. Я привык иметь дело с людьми, а не с существами из другой плоти.
— Это точно?
— Точнее некуда. Знаешь, какая у тебя устойчивость кожи на разрыв?
— Какая?
— Ну, например, обычный скальпель ее не взял. Лазерный прожег, но место разреза затянулось через восемь секунд.
— Вы на мне опыты, что ли, ставили? — прищурил я глаза. — Нашли лягушку!
— Я пытался сделать тебе прямой массаж сердца, когда стало ясно, что пульс уходит на ноль. Сперва использовал свой старый фирменный скальпель. Сделал надрез… вернее, хотел сделать. А кожа не поддалась. Попробовал лазером. Ничего не вышло. Твои мышцы вдруг окаменели, выступило какое-то светло-желтое вещество, мигом застыло, и все. Пока я приходил в себя, разрез затянуло.
От ровного, искусственно спокойного голоса профессора мне стало плохо. Это не шутки. Со мной и вправду что-то не так. Причем настолько не так, что даже видавший виды врач немеет.
— А ты не чувствуешь ничего такого?.. — задал вопрос Новистра.
— Какого?
— Ну… Не знаю. Скажем так, непривычного. Того, чего не было раньше.
— Раньше у меня кожа была нормальная… — буркнул я, мысленно осматривая себя с ног до головы. — И камнем не застывал. И температуру не терял…
Слова профессора заставили меня повнимательнее прислушаться к себе. Я прошел «внутренним» взором по рукам, ногам, голове, телу. Потом вспомнил «двойника» и «осмотрел» себя еще раз. Ничего особенного не заметил.
А потом вдруг что-то сдвинулось в голове, словно случайно открыл какую-то дверцу, и перед глазами на миг блеснул яркий свет. Как фотовспышка.
Я перевел взгляд на профессора. И вдруг увидел десятки тонких, едва различимых блестящих нитей, опутывавших его с ног до головы. Это было так неожиданно, что я невольно вздрогнул.
Новистра заметил перемену в моем поведении и слегка Побледнел.
— Что с тобой?
— Вы как в коконе. Тонкие нити… это… нервные окончания. А прерывистые линии — ваши мысли. Вы думаете, электрические разряды окутывают мозг… Мысль-удивление, мысль-страх, мысль-любопытство. Приказ мозга веку — оно дергается… Приказ губам, шепчут что-то… Я вижу это, профессор. Понятия не имею как, но… вижу.
Профессор следил за мной глазами голодного человека. Ему было ужасно интересно, но проникнуть в мой мозг и вообще понять происходящее со мной он пока не мог. Кажется, это бесило его сильнее всего.
— Новые способности. Что же ты еще умеешь?
— Не знаю… надо попробовать полетать, пройти сквозь стены, поднять пару тонн.
— Не стоит.
— Почему?
— А вдруг получится?..
Я озадаченно потер нос. Еще раз мысленно пробежал по телу. Пока больше ничего интересного… Взглянул на профессора. Увидел поток мыслей, блестки разрядов. Новистра усиленно соображал.
— А что там с виртуальной областью в голове? — вспомнил я рассказ парней. — Она стала больше?
— Я так понимаю, она заняла заданный размер.
— Какой?
— Все твое тело. Идеальной формы овал, в котором ты весь скрыт. Плотность овала такова, что превосходит плотность любого другого вещества, известного науке раз эдак в десять. Это щит. Кокон. Он виден только при сканировании мозга, но попытка проникнуть зондом сквозь него не увенчалась успехом.
— Вы и это пробовали?
Новистра развел руками.
— Артур, мы перепробовали все. Кроме разве что ритуальных танцев с бубнами для вызова духов. Мы пробовали вернуть тебя в нормальное состояние всеми силами. Я только сейчас понял, как мы были неправы.
— В чем?
