— Ясно, благодарю.
Офицер кивнул. В его взгляде, обращенном на меня, чувствовалось удивление. Кто такой, зачем вылез, что хотел узнать? Приблизительно так же смотрели и остальные, за исключением самого Голыбина. Он знал меня лучше и, наверное, понял, что просто так я открывать рот не стану.
А мне уже кое-что стало ясно. И в планах каганата, и в действиях республиканских сил. И те, и другие допустили по нескольку просчетов. В чем ошиблась республика, и так понятно. А вот каганат пролетел с оценкой обороноспособности и сил противника. А также с выбранным вариантом наступления. Слишком распылил силы. В результате на направлении главного удара работала ослабленная группировка. Она хоть и прорвала линию обороны, нанесла ощутимый удар и даже достигла главной цели — вышла к магистрали, — но не смогла развить успех.
Теперь, если в штабе каганата сидят не дураки, они должны перегруппировать силы, сконцентрировать на выбранном участке мощный кулак (хотя бы до двух батальонов пехоты), подтянуть артиллерию и желательно танки. Ведь они есть в Орду-улеме. В этом случае у каганата есть все шансы смотать нитку магистрали и дойти до Самака.
Если, конечно, республика не поспешит и не подтянет резервы. И прежде всего — авиацию. Кстати о резервах сейчас лейтенант и говорит…
— Донесение в штаб Южного направления уже отправлено. Доклад и просьба о срочной помощи. Честно скажу, если противник и дальше будет наступать, у нас просто не хватит сил. По приблизительным оценкам, только убитыми гарнизоны потеряли… — лейтенант заглянул в папку, — семьдесят два человека. И около девяноста раненых. Сюда включены потери на опорных пунктах и в резервных отрядах. Оборону против главных сил противника сейчас держат около ста двадцати человек. Словом, мы в тяжелом положении. Комендант не исключает ситуации, когда придется ставить в строй рабочих…
Вздох изумления и недовольства пронесся по кабинету. Последние слова вызвали бурную реакцию слушателей. Неслыханное дело — ставить в строй рабочих! Ведь они приехали по контракту выполнять заранее определенные функции. Как можно их ставить под ружье?! Ладно добровольцы, но остальные?..
Лейтенант понял свою оплошность и поспешил заверить:
— Будем принимать только желающих. Но необходимо разъяснить, что в противном случае мы можем потерять город. Вместе с тем в штабе направления нас заверили, что помощь прибудет. В ближайшее время.
Офицер говорил что-то еще, отвечал на вопросы, приводил какие-то данные, показывал на карте обстановку в каждом районе. Я слушал вполуха, главное уже сказано, сейчас — второстепенные детали. Они пригодятся при работе, но для анализа ситуации несущественны.
«Все как всегда. Недооценка опасности, самоуспокоенность, надежда на авось. А когда доходит до дела — почему-то никто ничего не успевает. Ни связь наладить, ни подкрепления подбросить. По большому счету, все планы, все расчеты относительно системы обороны магистрали и города оказались ошибочными. Ставка на небольшие гарнизоны, на редкие опорные пункты изначально неверна. Конечно, исходили из наличия сил и средств, но… Но почему-то не сопоставили размах строительства магистрали и количество солдат в строю. Разве можно под боком сильного врага разворачивать такие работы, не обеспечив безопасность?
Вот и вышло, что положение спасали плохо обученные и плохо вооруженные волонтеры и немногочисленные подразделения армии. Их отвага, упорство, самоотверженность и самопожертвование позволили удержать врага, не дать ему выйти на оперативный простор. Как и раньше: героизм простых солдат — следствие глупости и тупости высшего руководства. Интересная картина — миры разные, а ситуация одинаковая…»
Когда совещание закончилось, Голыбин отпустил офицера, а сотрудников управления попросил быть на своих местах. Видимо, хотел довести план и порядок предстоящих работ каждому отделу лично.
Игорь, Аркадий и я неторопливо шли к нашему кабинету, вполголоса делясь впечатлениями от услышанного и прикидывая, что будет дальше. Впрочем, говорили в основном они, я больше молчал, изредка вставляя реплики. И думал, как быть самому. Пылить по дорогам области, рискуя налететь на противника, желания не было. Сегодня повезло, завтра влипну, как Петр.
Кабинет отдела снабжения был закрыт, мы встали возле него, поджидая Березина. Тот остался у Голыбина — видимо, получал инструкции.
— … Думаешь, опять нас пошлют? — коснулись моего уха слова Аркаши. — Под стволы каганата?
— Не знаю. Березин может. У него одна песня — надо!
— Надо так надо, но пусть тогда прикрытие дает нормальное, а не двух солдат! Иначе и сами сгинем, и груз потерям. Кому лучше будет?!
Сознательные у меня коллеги, нечего сказать. Готовы лезть под пули. Это, конечно, верно, свою страну защищают, не чужую. Только пользуются этим всякие кретины вроде Березина! Жаль ребят. Сгинут ни за что.
Я ощутил внутреннюю дрожь. Начинало трясти от кончиков пальцев ног до макушки. Попеременно волны тепла и холода пронизывали меня, словно электрические разряды. Накатила слабость. А за ней дикое чувство голода.
«Я же с утра не ел! — мелькнула мысль. — А организм сегодня использовал большую часть энергии. И во время схватки, и когда наскоро латал раны. Надо немедленно перекусить. Иначе протяну ноги…»
Перед глазами все поплыло, меня качнуло куда-то влево. Хорошо, рядом была стенка, я прилип к ней и несколько секунд стоял с закрытыми глазами, приходя в себя.
Парни заметили мое состояние, удивленно покосились и почти одновременно спросили:
— Ты в порядке?
— Вроде… Я в столовую. Березин спросит, скажите — ем.
Чувствуя на себе внимательные взгляды коллег, по стеночке пошел в столовую, с некоторым трудом переставляя ноги и борясь с темными кругами перед глазами. Терпел-терпел организм, а сейчас скис. Видимо, почувствовал, что можно. Хорошо хоть не раньше…
В столовой было почти пусто. Пара сотрудников другого отдела, кто-то из ремонтников и дежурный по управлению. Они быстро поглощали обед, изредка посматривая на часы. Спешили.
Подойдя к буфету, я жадным взглядом прошел по полкам, отыскал жареное мясо и хриплым голосом сказал подавальщице:
— Три… четыре порции жаркого без гарнира. Сосиски две порции… Соус. И котлеты.
Женщина смерила меня недоверчивым взглядом, словно сомневалась, съем ли я столько, спросила:
— Все без гарнира?
— Все. Можно все в две тарелки. И четыре куска хлеба. Нет пять. И сок.
Мой аппетит вызвал удивление и у кассирши. Она молча выбила чек, проверила его, назвала сумму и с подозрением смотрела на мое лицо. Видимо, вид у меня был далеко не лучший.
Я внимания на реакцию женщин не обращал. Меня почти всерьез заботило другое — смогу ли донести поднос до стола? Еще рухну со всем своим богатством.
«Дожили. Ноги трясутся, как у наркомана. Что-то в тягость мне эта работа! Бросать надо к чертовой матери!»
