Георгий Иванович стоял в тамбуре плацкартного вагона, куря
одну сигарету за другой. Что я наделал, старый дурак? Какое имел право сойтись
с этой девочкой, юной, прекрасной, доверчивой? Ну и что же, что я люблю ее? Что
при одной только мысли о ней, у меня перехватывает дыхание? Я испорчу ей жизнь…
Она говорит, что любит меня… Она романтичная девочка, ей кажется, что я невесть
какой герой… Словом, декабристка… «Покоен, прочен и легок на диво слаженный
возок…» – припомнились вдруг строки Некрасова. «Сам граф-отец не раз не два его
попробовал сперва». Смешно, ей богу. У Евы нет графа-отца, ничего… Она одна,
хрупкая, нежная… Но я не могу, не имею права… У нее есть какой-то там жених, из
благополучной семьи, а у меня ни кола, ни двора, ни работы… ничего. Только
судимость по политической статье… Нет, я не имею права… Не имею права сбежать
от нее, от ее любви. Я что, старая развалина? Я разве не мужик? Или мужик
только в постели? Неужто я не найду работу? Я же многое могу и умею и буду ей
опорой… Кто знает, как сложится ее жизнь, если я сбегу от нее? Она, конечно, не
выйдет за того парня, останется совершенно одна… Она так красива и
соблазнительна, что мужики будут виться вокруг стаями, а она ведь цельная
натура, и любит… меня любит… Я нужен ей… Я буду защищать ее от этой жизни. Я
смогу… Сейчас по вечерам в Москве неспокойно… Она ходит одна… каждый может
обидеть… Я люблю ее… Сразу, как увидел, с ума сошел… Но и она тоже… И нам так
хорошо вместе… Он вспомнил, как она стояла в подворотне, когда он позвал ее в
машину. Какие у нее были при этом глаза… А утром, когда он вышел из душа, она
сидела, уткнувшись лицом в его старый, не первой свежести свитер, как будто
вдыхала его запах… Нет, я ее не отдам никому, она моя и хочет быть моей,
значит, ее желание для меня – закон. Ну а разлюбит, что ж… так тому и быть, но
я хоть урву у жизни свой кусок счастья… Судьба мне послала ее в момент, когда я
смогу начать все заново и не надо противиться подаркам судьбы, если тебе уже
пятый десяток. И ты к тому же никакими обязательствами не связан. Хватит с меня
политики, хватит идей, теперь моя жизнь будет подчинена одной идее – счастье
любимой женщины… И нам обязательно нужен ребенок… Вот приеду, отремонтирую ее
крохотную квартирку, и пойду куда-нибудь на стройку. Хотя сейчас, кажется,
ничего не строят. Неважно, пойду в такси, в метро, в троллейбусный парк… Мужик
с руками и головой найдет себе дело. А она пусть все-таки окончит институт, а
уж потом родит мне сына… Пусть у нее будет профессия. И будем жить… Он вспомнил
ее обалдело-счастливое лицо в момент, когда он довел ее до высшей точки
близости… И шепот: «так не бывает, Иваныч!»
2007 год
– Мама, ты опять плакала?
– Что ты, Петруша, даже и не думала.
– А почему глаза красные?
– Ныряла много.
– Мама, ты же сама учила меня, что врать нехорошо.
– Ну прости, прости, ты же не можешь не понимать…
– Я понимаю, мамочка. Но, наверное, уже надо сказать…
– Что сказать?
– Мам, ты помнишь, мы с папой ездили в Норвегию
рыбачить?
– И что? – с замиранием сердца спросила Лали.
– У нас тогда был один разговор…
– О чем?
– О любви…
– О!
– Но в общем-то мы говорили о тебе. Папа… он говорил,
как любит тебя всю жизнь…
– Я знаю…
– И что ты тоже любишь его… Мама, ты только меня сейчас
не перебивай, мне и так трудно…
Она молча кивнула.
– Он рассказал, как встретил тебя… И еще много всего… И
чего тебе стоило мое появление на свет и вообще… А потом вдруг говорит:
«Знаешь, сын, я самый счастливый мужик на свете. Но я прошу тебя, когда я
умру…» Я, конечно, начал вопить, что он еще молодой и здоровенный, а он сказал:
«Я вовсе не собираюсь помирать, но такой разговор может еще долго у нас не
случиться, просто жизнь закрутит, а я хочу, чтобы ты знал: когда я умру, мама
будет еще молодой и красивой. Она будет горевать, будет всех мужчин сравнивать
со мной, и в результате останется одна. А это неправильно. Ты дай ей
погоревать, а потом… потом объясни ей, что нельзя тратить время на тоску по
ушедшему. Я хочу, чтобы она устроила свою жизнь… Чтобы встречалась с мужчинами…
скажи, что я благословляю ее на это… что она ничуть не оскорбит мою память,
если станет жить полной жизнью, понимаешь?» Ну, я понял, хоть и расстроился
ужасно. Даже ревел втихаря. Я подумал, что он болен… Но он продолжал жить как и
раньше… Да и вскрытие ничего такого не обнаружило, только острую сердечную
недостаточность. Но он, видно, предчувствовал это. Вот и всё, мамочка, что я
хотел тебе сказать.
Прекрасные глаза Лали были полны слез.
– Петька, признайся, почему ты именно сейчас завел этот
разговор?
– Мне показалось, что настал момент… И еще, мам, хватит
носить траур.
– Это не траур… Просто я люблю черный цвет…
– Значит, хватит носить черный цвет. Тебе безумно идет
бирюзовый, купи себе хоть бирюзовую майку, что ли… Для разнообразия. И еще… Я
знаешь почему заговорил… Этот твой сосед, из Москвы, он клевый дядька, и он от
тебя без ума…
– Петька, но это же чушь… Просто я ему приглянулась на
курорте. А он, мне, кстати, нисколько. К тому же мы живем в Германии, он в
России… Да и вообще, наивно думать, что ты рассказал мне про разговор с папой и
я сразу же прыгну в постель к первому встречному… Наоборот, милый ты мой, я еще
больше буду любить твоего отца и тосковать по нему. Никто и никогда не будет
любить меня так как он… Тогда зачем?
– Прости, мама, я дурак! Слишком поторопился… Не надо
было пока говорить об этом… Папа, наверное, имел в виду другое… Если бы ты
встретила кого-то, но боялась бы оскорбить память отца… Прости, прости!
– Да ничего страшного… Просто немножко глупо в такой
ситуации… – горько улыбнулась она. – Но это простительно в твоем
возрасте.
Она обняла сына, поцеловала.
– А все-таки хорошо, что ты мне это рассказал. Это
значит, что ты сын своего отца. И в моей нынешней жизни это, наверное, главное.
Ну все, хватит пафоса, мы в конце концов на курорте, тут пафос как-то
неуместен. Беги, купайся, играй в пинг-понг, занимайся своими делами. А я
обещаю больше не плакать. И благодарить судьбу за то, что у меня был такой муж
и есть такой сын. Вот, я опять сбилась на пафос. Короче, катись отсюда.
– А ты?
– Я не пропаду.
– Может, пойдем обедать к Керкире?
– Иди один, я даже думать о еде сейчас не могу. А
хочешь, возьми машину, поезжай куда-нибудь.
– Да нет, я схожу пообедаю, вернусь и мы с тобой
сыграем в пинг-понг. Тут хорошие столы.
– Если не будет ветра.
– Ладно, если не будет ветра.
В десяти минутах ходьбы от отеля, у самой дороги находился
маленький ресторанчик «Керкира».
