Поначалу все приезжие думали, что он назван так в честь
столицы острова, но на самом деле Керкирой звали хозяйку, добродушнейшую
крашеную перекисью женщину лет сорока пяти. У нее всегда было вкусно, уютно и
очень недорого, а потому немногочисленные столики никогда не пустовали. Петя
был в восторге от тамошней еды, особенно ему нравился белый хлеб, который
хозяйка ставила на стол горячим. От хлеба шел такой аромат, что кружилась
голова и текли слюнки. Петя уже заранее предвкушал, как намажет маслом ломтик.
Но как назло все столики были заняты.
– Петя! – окликнул его кто-то.
– Здрасьте, Родион Николаич! Вы один? К вам можно?
– Конечно, садись. Очень рад, одному обедать тоскливо.
– Спасибо. А где же ваши друзья?
– Поехали в город, а мне неохота. Они будут таскаться
по магазинам. Я бы им только мешал. А где же твоя мама?
– У мамы нет аппетита.
– Твоя мама удивительно красивая женщина.
– Да. Это правда, – с гордостью отозвался Петя.
Оба смущенно замолчали.
Первым преодолел смущение Родион Николаевич.
– Петя, скажи, вы живете в Германии?
– Да. Я в Германии родился.
– Однако отлично говоришь по-русски.
– Да, отец настаивал, чтобы я дома всегда говорил
по-русски.
– А ты был в России?
– Нет, ни разу, хотя очень хотел. Но отец говорил:
вырастешь, поедешь сам.
– Разве ты еще не вырос? – улыбнулся Родион
Николаевич. – Приезжай в Москву, знаешь, какие у нас девушки? Нигде больше
таких нет.
– Да, наверное, если судить по маме…
– Петя, а твой отец русский?
– Наполовину, а наполовину немец, но родился и вырос в
России.
– А ты учишься?
– Да, в техническом университете.
– И кем собираешься быть?
– Собираюсь строить мосты, как отец.
– О, серьезная профессия.
– А вы кто по специальности?
– Я журналист. А мама? Мама тоже из России? И тоже
давно не была там?
– Да…
– Петя, ты не удивляйся, что я спрашиваю… Мне… мне
ужасно нравится твоя мама…
– А я заметил, – широко улыбнулся Петя.
– Тебе это неприятно?
– Наоборот. Мама осталась одна, ей плохо. Знаете, каких
трудов мне стоило вытащить ее сюда… Она любит теплое море… Они с отцом при
первой же возможности уезжали куда-нибудь к теплому морю… Родион Николаевич,
это вы подарили маме розу в вазочке?
– Я, – покраснел вдруг Родион.
Хороший мужик, подумал Петя.
1987 год
Платон ворвался в квартиру веселый, заросший бородой,
загорелый.
– Мама! Мамочка, я вернулся!
– Ох, Тоник, какой ты красивый!
– Мам, я голодный, как сто волков!
– Ступай в душ и приходи на кухню.
Через десять минут он уже уплетал приготовленный матерью
завтрак, весело сверкая глазами. Мать сидела напротив, подперев рукой щеку, и с
грустью глядела на своего любимчика. У него вдруг кусок застрял в горле.
– Мама, что-то случилось? С отцом?
– Нет-нет, с нами все в порядке… Тоник, я хочу сразу
тебе сказать… Чтобы… Одним словом, на днях приходила Ева…
– Ева? Приходила к тебе? Она что, залетела? –
вдруг испугался он.
– Нет, Бог миловал.
– У нее что-то стряслось?
– Тоник, ты можешь выслушать, не перебивая?
– Слушаю, мама.
– Тоничек, она сказала, что… Что у вас ничего не
получится… Что она… Что у нее другой…
– Что за бред? И почему об этом надо сообщать тебе?
Ничего не понимаю!
– Она принесла все мои подарки назад. Поблагодарила за
доброе отношение, сказала, что ничего не нужно, ни ремонта, ни поездки в Крым…
Однако, вполне порядочная девочка…
Платон с досады стукнул кулаком по столу, да так, что
фарфоровая крышка от масленки подпрыгнула и слетела на пол.
– Тоник! – поморщилась мать.
– Извини, мама, но я не понимаю…
– Чего ты не понимаешь? Что девушка влюбилась в
другого? Такое случается, сын. Правда, я не понимаю, какого рожна ей надо? Мы
хорошо отнеслись к ней, ты молодой, красивый, перспективный, из состоятельной
семьи… И означает ее поступок только одно – она просто дура. А у меня, честно
говоря, камень с души свалился. Все-таки мать в Израиле… Как-то мне спокойнее
стало. А девушку ты себе в два счета найдешь. Только уж постарайся выбрать из
нашего круга, меньше проблем. И не вздумай впадать в депрессию, твоя Ева того
не стоит.
– Так я и знал… не надо мне было ехать с ребятами…
– Тоник, что за глупости, если она нашла другого?
– Но почему, мама?
– Тоничек, ну откуда же мне знать? Может, он в постели
больше ей подходит…
Платону кровь бросилась в лицо. Ничего хуже мать сказать не
могла. Ревность, обида, оскорбленное чувство собственника буквально душили его.
– Нет, мама, я не верю! Тут что-то не то… И я это
выясню! Прямо сейчас!
– Тоник, это, конечно, твое право, но не советую!
– Мама, я уже большой мальчик! И я хочу понять!
– Тогда сбрей бороду. Без бороды ты куда лучше!
– Думаешь?
– Уверена!
По дороге к Еве Платон решил, что сделает вид, будто ничего
не знает. Просто заявится к ней без предупреждения. Пусть она сама ему все
скажет, а то мало ли… Он вдруг заподозрил родителей в заговоре против Евы. Мол,
он гордый и не поедет дознаваться… Что-то подобное они проделали когда-то со
старшим братом. Недаром тот ушел из дому и скитается невесть где… Но он не
позволит… Хотя мама ведь не возражала, когда он заявил, что поедет к Еве. А
может, они сами подсунули Еве какого-то парня и тот сумел ее отвлечь? В их
кругу подобные штуки практиковались. Высокопоставленные мамаши и папаши часто
ничем не брезговали, чтобы не допустить мезальянса… Он вспомнил Инку,
одноклассницу, которая влюбилась в сына простого шофера. Кончилась история тем,
что паренька спровоцировали на драку, а потом посадили на три года. Инка билась
головой об стенку, рыдала, потом выскочила замуж за сына посла, а через год
покончила с собой, выбросилась из окна… Подходя к подъезду Евиной пятиэтажки,
он был уже уверен в правильности своей догадки. Но нет, дорогие предки, со мной
этот номер не прохиляет! Взбежав на третий этаж, он сразу увидел, что дверь
квартиры приоткрыта. Оттуда пахло краской.
