— А зачем, если я не хочу?
— Так надо было сразу отказаться, зачем морочить людям
голову?
— Кстати, они меня тоже сразу невзлюбили. Этот барон из
ревности, а его баронесса…
— А баронесса за твое дикое хамство.
— А она не хамка?
— Да вроде нет…
— Хамка, хамка, я сразу это просек. Ну все, спокойной
ночи, и подумай над моим предложением.
С этими словами он удалился в свой номер. Нет, он конечно
просто псих и думать над его предложением я не собираюсь.
* * *
— Знаешь, Мэтью, я не хочу иметь дело с этим
Миклашевичем. Он хам и дилетант!
— Дилетант? — удивился Матвей Аполлонович. —
Мне его рекомендовали как профессионала высочайшего класса. А что касается
хама… то тут, пожалуй, я соглашусь. Но все, что он предлагал, показалось мне
интересным. И, кстати, идеи твоей любимой писательницы были очень недурны.
— Именно в писательнице все и дело. Он так жаждет
приобщить ее к архитектуре, что это кажется подозрительным. И вообще, пусть
каждый занимается своим делом.
— Как, по-твоему, между ними что-то есть?
— А тебе не все равно? — насторожилась Арина.
— Абсолютно все равно, просто любопытно.
— Есть, есть, и тебе там вряд ли что-то светит.
— Господи, о чем ты? — поморщился он.
Я заметила, как ты на нее посматривал… мне слишком хорошо
известны эти твои взгляды… Но во-первых, этот Миклашевич за нее глотку
перегрызет, а во-вторых, она совсем не в твоем вкусе. Да и вообще… Если что в
ней есть, так только имя. Писательница она неплохая, а женщина совсем
неинтересная. Фигура не ахти и одета как-то… И главное, носит бижутерию.
— А чем это плохо? По-моему, сейчас это модно…
— Но не в ее возрасте и не с ее положением.
— Это уже становится интересным, — усмехнулся
Матвей Аполлонович. — По-твоему, она должна была нацепить на себя
драгоценности, собираясь в литовскую глушь? Это было бы верхом безвкусицы!
— Значит так, завтра утром ты позвонишь ему и скажешь,
что он может не беспокоиться, мы в его услугах не нуждаемся. Вполне достаточно,
что мы оплатили им перелет и пансион.
— Позвони лучше сама.
— Ты мужчина или кто?
— В данном случае или кто. Потому что я бы лично
поручил им этот дом. Мне их идеи понравились, но дело, безусловно, твое.
— Хорошо, я сама позвоню. А архитектора можно найти не
только в Москве, а, к примеру, в Швейцарии или в Германии, или даже тут, в
Литве. Кстати, это обойдется дешевле. Местные архитекторы больше понимают в
здешних природных условиях…
— А что ты станешь говорить своим приятельницам?
Миклашевич это ведь считается престижным, а какой-то неведомый литовец…
— Ничего, я сумею сделать так, что литовец станет куда
престижнее Миклашевича! Хам!
Вот и славно, подумал Розен, к чему нам встречаться на
глазах Арины? В том, что они будут встречаться, у него сомнений не возникало.
Во-первых, при виде ее опять «ворохнулось» сердце, а во-вторых, в ее глазах он
заметил ответный огонек. Правда, возможно, Арина тоже все это заметила и именно
потому решила отказаться от услуг Миклашевича. И все же, что их связывает,
Миклашевича и Миклашевскую, кроме общей профессии и сходства фамилий? Непохоже,
что у них роман, хотя этот наглый тип смотрит на нее так… Но она ему, кажется,
не отвечает… А впрочем, кто их разберет, этих баб. Он и вправду хамоват, зачем
ей такой? Я уведу ее у него, чего бы мне это ни стоило! В молодости ни одна
девчонка не могла передо мной устоять, особенно, когда я носил форму.
И он погрузился в лирические воспоминания о годах учебы в
Оренбургском летном училище. Особенно нежно вспоминалась юная Иринка,
медсестричка из госпиталя, куда он угодил с пневмонией. Она называла его
ласково — Розочка, и почему-то ему это нравилось… Ох, как он намучился тогда со
своей фамилией, помог только тот факт, что отец был Героем Советского Союза,
участником боев за Берлин… Кроме отца с подозрительной фамилией, была еще
еврейская мама Мириам Савельевна, тоже начинавшая медсестричкой, она выходила
отца уже в мирные годы, когда он покалечился на испытаниях… Какой страшной
тайной было его баронское происхождение… А отцу, когда он женился на матери,
пришлось перейти в Гражданскую авиацию… Однако при такой неблагополучной анкете
ему все же удалось поступить в Оренбургскую «лётку». «Имей в виду,
Мотька, — сказал ему тогда отец, — ты должен быть лучше всех!» Отец
вообще был максималистом. Лучше всех Матвей не был, но и фамилию не посрамил.
Он после училища летал всего два года, а потом у него вдруг обнаружили туберкулез
легких и какие уж тут полеты. Его долго, скучно и безуспешно лечили, и тогда в
дело вступила мама Мириам Савельевна, к тому времени ставшая прекрасным врачом.
Она забрала сына и увезла в тайгу, к брату Илье, леснику с медицинским
образованием. Человек сложной судьбы, одинокий волк, как называла его мама, он
взялся вылечить племянника, совершенно захиревшего от антибиотиков и
стандартного лечения в госпиталях. Дядя Илья сразу оценил веселый и неунывающий
нрав Матвея, но сказал: «Мириам, ты уезжай. Нам тут совершенно не нужны бабьи
антимонии. Ты хоть и врач, а все одно баба. Не беспокойся, раз в месяц я буду
тебе писать и давать полный медицинский отчет. Перспективы хорошие, он ведь у
нас оптимист, Мотька. Оптимистов эта, с косой, не любит, она все больше к
нытикам льнет… Ты слава богу вовремя спохватилась». И мать, как ни странно,
послушалась брата, уехала. А дядя Илья взял Матвея в оборот. Они вместе ходили
далеко в тайгу за травами, поначалу Матвей еще еле таскал ноги, но постепенно
стал набираться сил. Травы, мед, какие-то мерзкие на вкус снадобья, простая, но
здоровая пища и свежий воздух делали свое дело. К тому же дядя Илья был
удивительно интересным человеком, знавшим, казалось, все на свете, но люто
ненавидевшим советскую власть.
— Я из-за нее и окопался тут, в тайге…
— Но ведь тебе все равно приходится с нею сталкиваться…
— Да, но минимально все-таки… И потом, тут у нас врачей
почти нет, а меня как врача уважают. Я как-то жену секретаря обкома спас, с тех
пор у меня вроде как охранная грамота… Лучше я здесь в тайге один буду жить,
чем в лагере гнить, тут я по крайней мере пользу приношу, во-первых, лесу, а
во-вторых, людям.
— Я бы так не смог… Один, в лесу…
— Понятное дело, ты молодой еще, не пуганый, до баб
охочий…
— А тебе что, бабы не нужны?
Дядя Илья загадочно ухмыльнулся в усы, и племянник понял,
куда это дядька отправлялся один по субботам. Потом он узнал, что в селе за
двенадцать километров жила вдова прежнего лесника Елизавета Егоровна.
— А ты почему на ней не женишься. —
полюбопытствовал Матвей.
