— Миклашевич? Какое?
— Ну, вообще-то за последнее время от него поступило
несколько предложений, но я имею в виду предложение руки и сердца. У него,
видишь ли, большой дом за городом, мальчику нужен мужчина в доме и вообще он
устал от жизни и хочет ко мне прилобуниться.
— Чего?
— Так когда-то наша уборщица говорила.
— Олеська, ты серьезно?
— Ну, что касается предложения, то он действительно его
сделал, только я-то не хочу…
— Олеська, с ним нельзя…
— Сама понимаю. Нет, видимо, придется покупать двушку.
Опять ремонт, устройство, новая школа для Гошки. Но я сама виновата. Как я
могла не понять? Слишком увлеклась — успех, рейтинги, интервью… Подумаешь,
великая писательница, а сын страдает… Ну ничего, я успею все исправить, он
хороший парень, я даже рада. Вдвоем нам будет хорошо!
— Только, не вздумай продать свою квартирку. Уж
поднапрягись, а ее оставь.
— Зачем?
— А личная жизнь?
— Да ну ее к черту, эту личную жизнь. Знаешь, как
сейчас квартиры подорожали? Моя личная жизнь столько не стоит, собственно говоря,
она вообще гроша ломаного не стоит…
— Ты переспала с Миклашевичем? — напрямки спросила
Лерка. — Можешь не отвечать, я и так знаю.
— Откуда ты знаешь?
— Олесь, ты думаешь я совсем дурочка? Как только ты с
ним переспала, сразу утратила и спокойствие и оптимизм… Ты в последнее время
была совсем другая… Мне даже Гришка как-то сказал — Олесе идет отсутствие
Миклашевича, ну и успех, конечно…
— Господи, неужто все так заметно? — испугалась я.
— Гони-ка ты его в шею… Ой, Олеська, я чуть не забыла…
Ты в курсе, что Роза в тебя втюрился?
— Да ну его… Как втюрился, так и растюрится. Слабак!
И я в красках расписала ей наше катание на лодке. Она долго
хохотала.
— Да, бывает… Олеська, займись, уведи Розу от этой
куроманки.
— Нет, она не куроманка, а куропатка. Ну знаешь, как
метеопатка или психопатка.
— Ну, Олеська, ты даешь! Надо ему это сказать и я
гарантирую — это будет яд замедленного действия. Он начнет смотреть на нее
иронически и через несколько месяцев бросит на фиг… Олесь, а если б она не
появилась тогда на озере… ты бы ему дала?
— Так я уже практически дала, только он взять не успел.
— А он все же порядочный, босоножки купил и мобилу… И
вообще, он мне нравится… Олеська, уведи его!
— А Миклашевич все поломает! Он знаешь как взбеленился,
когда его у меня увидел… И сразу просек, что Роза представляет для него
опасность. Если Миклашевич чего-то хочет, он сметает все преграды. А я не умею
по-настоящему ему противостоять.
— Олеська, ты поверила, что он тебя любит? Да ему просто
обидно до чертиков, что он упустил такую успешную бабу, проморгал… Вот увидишь,
он непременно захочет устроить громкую свадьбу с кучей народа… С журналюгами.
Модный архитектор женится на знаменитой писательнице.
— Ну, для свадьбы еще надо, чтобы я согласилась.
— Боюсь, он тебя дожмет, а потом замучает… Не надо,
Олеська!
— Нет, Лерка, я слишком хорошо его знаю и слишком
дорожу своей свободой!
— Олеська, знаешь, мне кажется, вы с Розой были бы
хорошей парой.
— Я не хочу быть парой, я лучше сама по себе…
— А как ты думаешь, если бы Роза не нарисовался,
Миклашевич стал бы так активничать?
— Да, он уже явился ко мне с готовой программой. Я ему
зачем-то нужна…
— Понятно зачем! Брэнд!
— Да ну, по-моему, все вокруг уже сбрэндили.
— А ты знаешь, что Роза в прошлом летчик?
— Да? Надо же… Мама, я летчика люблю!
— Олеська, уведи Розу!
* * *
Матвей Аполлонович пребывал в непрерывном раздражении, что
вообще-то было ему несвойственно. Он старательно сдерживался на работе, но так
от этого уставал, что дома почти все время проводил у себя в кабинете, чтобы не
сорваться на жену. И спал там же, отговариваясь срочной работой. Олеся подружка
Гришиной жены, вот откуда ноги растут… Наитие, видите ли! Дура! Идиотка! Что ж,
тем лучше… Видимо, Лера решила пристроить одинокую подружку, а подружка дамочка
затейливая, вот и придумала всю эту фигню… Ну уж нет, нам такой хоккей не
нужен! Хотя, с другой стороны, она вроде и пристроена… Миклашевич там на
страже, он своего не упустит, к тому же они в прошлом коллеги, всегда есть о
чем поговорить… Хотя такая с кем угодно найдет о чем поговорить. Как близко она
была… Кажется, она не простила мне, что я тогда полез под кровать. А что было
делать? Она, конечно, гениально вышла из положения, увезла Арину, но я для нее,
похоже, кончился… Ну и черт с ней, может, оно и к лучшему, а то еще влюбился бы
как бобик, натворил бы глупостей, а зачем? Все они в общем более или менее
одинаковы при ближайшем рассмотрении. Ну умнее она Арины и что с того? Тут уже
много лет прожито и не все годы были сытыми и благополучными. Надо только
как-то отучить Арину от этих потуг на светскость и аристократизм, в ее случае
это по меньшей мере смешно…
— Мэтью, иди завтракать! Я ее убью!
— Мэтью, что с тобой?
— Ничего, не обращай внимания, это рабочие проблемы.
— Может, ты поделишься?
— Мне пришлось бы прочесть тебе не одну лекцию, чтобы
ты хоть отдаленно что-то поняла.
— По-твоему, я такая дура?
— Я этого не говорил, но ты ровным счетом ничего не
понимаешь в том, чем я занимаюсь.
— Ты, кажется, забыл, что я все-таки окончила МХТИ.
— Во-первых, когда это было, а во-вторых, мои проблемы
ничего общего не имеют с химическими технологиями.
— Это уж точно, твои проблемы связаны с литературой и
архитектурой в одном флаконе. Я тебе тогда помешала, вот ты и бесишься.
— Ты это о чем? — спросил он таким голосом, что у
Арины заболело под ложечкой. Но она уже закусила удила.
— Ты ж небось уже подкатился к ней в Москве, а она тебя
продинамила, да? Зря стараешься, бабы не прощают трусости! — выкрикнула
она и тут же пожалела.
Он побелел, потом побагровел, но все-таки взял себя в руки.
— Арина, ты, по-моему, спятила. Вообразила себе невесть
что, и… Обратись-ка, моя дорогая, к психотерапевту. Это становится навязчивой
идеей. Мне с высокой колокольни плевать на эту бабу. Я терпеть не могу
эмансипированных, уверенных в себе сорокалетних теток!
— Тогда почему же она так поспешно увела меня из этой
будки?
— О! А вот об этом тебе следовало бы спросить у нее!
Она там была, а не я!
