Я это и сама знала, но слышать было все равно приятно.
— У тебя какие-то неприятности? Да?
— Не уверена, что это можно назвать неприятностями,
скорее неурядицами. Ничего существенного.
— Ну и слава богу! Но ежели захочешь поделиться или
посоветоваться, я к твоим услугам.
— Обязательно и поделюсь, и посоветуюсь, но сперва хочу
попробовать сама с этим разобраться, пусть все немножко уляжется в башке, а то
и работать мешает и вообще… Думаю, денька через три-четыре мы обо всем
поговорим, ладно?
— Ну разумеется! А шла бы ты спать, голуба моя. Гошка
все равно смотрит футбол. И тут уж ничего не попишешь.
— Да, пожалуй, вы правы. Я и вправду устала.
* * *
Утром я проснулась от солнца и птичьего щебета. В открытое
окно на втором этаже лился чудный воздух. Как хорошо, как спокойно… А может, я
зря оставила дома ноутбук? Наверное через недельку мне захочется работать… А
может, задержаться тут подольше? Я же не знала, что свекор снял такой чудный
дом… И никаких тебе Роз, никаких Миклашевичей. Ура! Нет, не буду о них думать.
Лучше подумаю о книге… Моя Марина там оказалась между двух огней. Два мужика,
оба в общем-то годятся для нее, каждый по-своему хорош, она стоит перед
выбором. Оба добиваются ее, а она в растерянности. Но я должна за нее сделать
выбор. Хотя мне тоже они оба нравятся. Но ведь известно, за двумя зайцами
погонишься… И заблудишься в трех соснах! А что, прекрасное название — «Два
зайца, три сосны»! А ведь у меня тоже вроде как два зайца… Но я ведь ни за
одним из них не гонюсь, хотя, если честно, я бы непрочь завести легкий роман с
Аполлонычем. Я просто убеждена, что роман с ним был бы именно легким, ни к чему
не обязывающим. Он не собирается расставаться со своей Ариной, мне тоже он
триста лет как муж не нужен, но нас явно тянет друг к другу, хотя его ретирада
под кровать в будке лодочника до сих пор вызывает у меня смех вкупе с легким
презрением. И все-таки надо дать ему шанс реабилитироваться. Но как? Не звонить
же ему… А я попрошу Лерку! Да, именно, попрошу ее позвать нас обоих в гости.
Вот, один заяц уже появился. Заяц за которым я, вроде как, гонюсь. Но уж
Миклашевич в зайцы никак не годится, он даже в любимые зайчики не годится. Он —
волчара, хотя нет, он просто противный злой заяц из «Ну, погоди!». Терпеть его
всегда не могла. Не Миклашевича, а мультипликационного зайца. Миклашевича я
любила… Еще как любила! У меня просто снесло крышу, когда я наконец переспала с
ним… Какой он был тогда милый, влюбленный, нежный, веселый, и это не говоря уж
о сексуальном впечатлении, которое он на меня произвел… Помню, мы тогда поехали
вдвоем в Израиль, и нам было так здорово вместе… Мы столько смеялись… Помню,
однажды утром я проснулась, он спал рядом и я сказала себе: я люблю в нем все,
каждую его ресничку в отдельности, шрам на ноге, родинку на предплечье… Нет,
этим воспоминаниям нельзя предаваться, слишком опасно. Лучше вспомню, что было
потом. Измены, хамство, несправедливые обвинения, идиотская ревность невесть к
кому, принимавшая поистине чудовищные формы… Нет, от этого зайца надо бежать
сломя голову. А какую сцену он мне устроил позавчера, когда я в который уж раз
сказала, что не выйду за него… И ведь это не от любви. Просто, как я могу в
чем-то отказать такому потрясающему типу? Ну, тут уж он вынужден был объяснить
мне, кто я такая на самом деле — бездарная баба, ни кожи, ни рожи, обалдевшая
от дешевого успеха, невесть что о себе возомнившая. Я пыталась спросить у него,
зачем же я такая ему нужна, но где там! Он не слышал меня, и, кажется, себя уже
тоже не слышал. Тьфу! Не хочу я больше его видеть и знать.
— Мам, ты спишь? — в дверь просунулась
взлохмаченная Гошкина башка.
— Нет, балдею!
— Мам, какие на сегодня планы?
— А никаких. Есть предложения? Излагай!
— У деда сегодня дела, так что мы свободны, а завтра
поедем в Зальцбург!
— Это я помню. А давай просто пошляемся по Мюнхену?
— Мам, ты же будешь по магазинам таскаться, я тебя
знаю.
— Могу и не таскаться.
— Не хочу видеть твои страдания, — засмеялся
Гошка. — Давай знаешь как сделаем? Ты вали по магазинам, а в три
встретимся на Мариенплац и пообедаем в ресторане.
— У тебя утром есть какие-то планы?
— Это не планы… а так… — покраснел Гошка.
— Девочка? Как ее зовут?
— Марика.
— Все, договорились. Если хочешь, приводи Марику на
обед.
— Нет, мам, это ни к чему, — еще сильнее покраснел
сын.
— А сколько ей лет?
Тринадцать! Она клевая, знаешь, ее мама работает в зоопарке,
у них там недавно родился жирафик Джимми, ой, мам, он такой! Его еще
посетителям не показывают, а я уже видел! Марика иногда помогает там маме, и я
тоже… Только ты никому не говори, ладно?
— Ладно. А дед в курсе?
— Конечно, ему тоже Марика нравится. Она будет
биологом, как ее мама. У них дома одно время жил котенок пумы, это вообще
умереть не встать.
— Котенок пумы… Это мечта… Он мягонький?
— Не то слово… Но его скоро отдали, их опасно в доме
держать.
— А ты с Марикой говоришь по-немецки?
— Когда как, но чаще по-русски. Ее мама русская,
Евгения Петровна. Тоже кстати клевая тетка, и читает все твои книги. Говорит,
что отдыхает душой, вот! Кстати, вставай, дед приготовил завтрак.
— Встаю!
Через десять минут мы втроем уже завтракали на кухне. На
столе было все мое любимое и упоительно пахло кофе из кофеварки.
— Мам, хлеб совсем свежий, я смотался в булочную!
— Молодец, спасибо тебе.
— Жених тебе на новом месте не приснился? — лукаво
осведомился Владимир Александрович.
— Слава богу, кошмары меня не мучили!
— Какие планы на день?
— С утра курс тряпкотерапии, а днем обед с сыном.
Дальнейших планов пока нет.
— Если хочешь, можешь взять сегодня машину.
— Да нет, спасибо, не хочу никаких заморочек, где там
парковаться, я ж с ума сойду.
— Пожалуй, это мудро. Лучше взять такси.
Обожаю ходить по магазинам за границей, особенно когда мне
ничего определенного не нужно, а деньги есть. Они не так давно у меня появились
и я еще не привыкла к ним, они доставляют мне удовольствие, нет, не так — мне
доставляет удовольствие их тратить. Я никогда не роскошествую, не покупаю
шмотки от кутюр или драгоценности, с ума не схожу, но… Словом, я побрела по
любимым мною мюнхенским улицам, никуда не торопясь, ни о чем не думая, просто
наслаждаясь жизнью. Через два часа я, накупив всякой нетяжелой ерунды, решила
передохнуть в кондитерской, а потом с новыми силами побрела дальше. Ровно в три
я в изнеможении присела на край фонтана на Мариенплатц. Вскоре появился Гоша.
