— Нагулялась? Еле жива, да?
— Да! Куда пойдем?
— Далеко не стоит, не дойдешь, по-моему.
— Это точно! Но я хочу сидеть на воздухе. Мы нашли
премилое заведение.
— Ну, как Марика?
— Нормально.
— А Майка?
— Что Майка? Майка просто подруга детства.
— Ах, подруга детства! Гошка, ты почему мне ничего не
сказал?
Он вспыхнул.
— Про что?
— Про бабушку.
— А зачем?
— Как зачем? Я бы с ней поговорила…
— А толку что? И вообще, мам, раз ты сама начала…
Знаешь, дед хочет, чтобы я остался здесь, с ним. Он для этого и дом снял… Мам,
я лучше с ним останусь, ладно?
Я замерла.
— Понимаешь, я не хотел тебе говорить, думал, дед сам
скажет… Но лучше я… Я не могу больше с бабушкой…
— Гошка, но почему ж ты мне ничего не говорил, мне
казалось, ты ее любишь, тебе с ней хорошо…
— Мама, ты же так хотела жить одна, я понимаю тебя, ты
работаешь и личная жизнь…
Меня бросило в жар.
— Какие глупости ты несешь! Одно твое слово и я бы все
сделала по-другому… И уж ни за что бы тебя ни бросила с бабкой…
— Да я тогда тоже еще не знал… Когда ты съехала, тогда,
в общем-то, все и началось…
— Да что началось-то, Гошенька?
— Ничего такого… Она меня не била, голодом не морила…
— Еще не хватало!
— Понимаешь, когда ты еще с нами жила, она… как бы это
сказать… меньше выступала, понимаешь? Но это бы все ладно, но она начала на
тебя наезжать… причем не со мной, а со своими старпершами… Олеся никудышная
мать…
— Оказывается, она была права, — с горечью
проговорила я.
— Ничего подобного, ты самая клевая! И еще всякие
гадости про тебя говорила… Но это ладно, она старая… Но мне одна девчонка в
школе сказала, что бабка когда-то настучала на тетю Юлю в гебуху… Я не поверил
и решил спросить у бабки сам… Вот тут началось… Мам, скажи мне честно, я уже
почти взрослый, это правда?
— К сожалению, правда. Я сама долго в это не верила…
Вернее, не хотела верить… Но когда узнала, ушла от нее…
— А зачем вернулась?
— Положение было безвыходное, да и жалко мне ее стало,
времена-то поменялись, ее с работы поперли, она растерялась…
— И ты ее простила?
— Простила, наверное. Она же все-таки мне мать.
— А тетя Юля?
— Что?
— Она не нашлась?
— Нашлась. Только бабушке об этом ни слова.
— Мам, я к ней не вернусь.
— Гошенька, я после разговора с Майкой и сама так
решила. Я куплю двухкомнатную квартиру и будем жить вместе. Вот вернусь отсюда
и займусь… Постараюсь к началу учебного года успеть…
— Нет, мама, я останусь с дедом! Я хочу остаться с ним!
Ты не обижайся, я тебя знаешь как люблю, но сейчас мне лучше будет с дедом.
— Это не из-за Марики?
— Нет, просто я сейчас деду нужнее, чем тебе… И потом
он мужчина, — потупился он.
— Воображаю, что будет с бабушкой…
— Да ничего особенного, просто будет поливать тебя еще
больше, и деда заодно… Мам, а расскажи про тетю Юлю! Где ты ее нашла?
— Это она меня нашла.
И я выдала сыну сильно приукрашенную версию Юлькиного
появления в Москве.
— Мам, а мы правда к ней поедем? — загорелся
Гошка.
— Ну, разве что на Рождество, мы говорили о сентябре, а
я в тот момент забыла, что у меня же книжная ярмарка… И вообще… Там будет
видно.
— Она тебе не понравилась через столько лет, да? —
спросил не в меру проницательный сын. — Она стала как бабка?
— Ну в общем-то ты прав…
— Мам, так ты мне позволишь остаться?
— Ты твердо решил?
— Да.
— А если у меня будет двухкомнатная квартира?
— Нет, мам, я не из-за квартиры, я просто хочу с дедом…
Но я буду приезжать, и ты к нам, сколько захочешь… И потом дед говорит, что
армия…
О, армия более чем весомый аргумент в пользу такого решения.
Какая мать в наше время не замирает от ужаса, слыша это слово, какая мать не
примеряет на себя каждое сообщение о побеге солдат из части, о беспределе в
казармах… Я хорошо помню, как покончил с собой в армии мой одноклассник Серега
Колосков… А Ванька Федотов сошел с ума…
— А где же ты будешь учиться? У тебя не такой уж
хороший немецкий…
— А ты знаешь, дед со мной дома говорит только
по-немецки, и дружок у меня есть, Клаус, он вообще по-русски ни в зуб ногой…
Мам, ты не расстраивайся, мне тут будет хорошо, правда-правда! Знаешь, я хочу
еще мороженого!
* * *
Вечером, когда Гошка лег спать, Владимир Александрович налил
нам по рюмке коньяка и сказал:
— Олесенька, я так понял, что Георгий уже поговорил с
тобой?
— Поговорил, — вздохнула я.
— И что ты на это скажешь? — с некоторым даже
страхом спросил он.
— А что я могу сказать, вы же все уже без меня решили…
И вероятно это мудрое решение, хотя мне очень больно, но я сама виновата… Я
оставила Гошку на маму, занялась своим писательством… И вот так теперь все
вышло… Но когда Гошка сказал про армию, я даже в душе заткнулась. Все более чем
понятно. Да и вы куда лучше сумеете воспитать в нем мужчину… Но я буду его
содержать. Вы скажите мне, сколько нужно будет, я сейчас это могу… И за дом
буду платить…
— Олеся, я хочу сказать тебе одну вещь, но ты пообещай,
что ни звука не скажешь Георгию.
Я со страхом смотрела на него.
— Этот дом принадлежит… Гошке.
— То есть как? — опешила я.
— Год назад умерла моя сестра в Австралии…
— Я не знала, что у вас есть сестра в Австралии…
— В свое время сей факт приходилось тщательно скрывать
и я привык… Так вот, она оставила мне в наследство… очень немалую сумму. И я
поспешил купить дом, но Гошка об этом не знает. Я хочу переписать дом на тебя.
Я же не могу пока, да и не хочу оформлять его на имя Георгия, а в том, что Юра
и его нынешняя супруга поведут себя порядочно после моей смерти, я не уверен. А
посему, я запишу его на тебя, и тогда он уж точно достанется Георгию.
Понимаешь?
— Да, понимаю… Хотя Юра вполне порядочный человек.
— Но связался с непорядочной бабой. А говорить обо всем
этом Георгию я не хочу, ибо у мальчишки в таком возрасте могут появиться нежелательные
настроения. Он должен знать, что все в жизни достигается трудом, мы с тобой
можем как угодно баловать парня, но он понимает, что и мне и тебе все нелегко
дается. Кстати, он понимает, что ты работаешь как каторжная и очень тобой
гордиться… Вообще, ты молодчина, и он растет хорошим малым, несмотря на
воспитание Надежды Львовны. Так ты обещаешь мне, что ничего ему не скажешь?
