Вернувшись в спальню, я почувствовала необъяснимое беспокойство. Не зная, что делать с собой, я начала шагать взад и вперед, наблюдая за тенью, танцевавшей на ковре. Тревога не уменьшалась. Сев на кровать, я попыталась читать стихи, но это меня тоже не успокоило. Чуть позже, встав у туалетного столика, я принялась расчесывать волосы и с каждым взмахом гребня говорила себе: «До встречи с Джеймсом осталось всего двенадцать часов». Наконец я села за стол и открыла ящик с письменными принадлежностями. Там располагался пластиковый поддон со множеством скрепок, авторучек и стиральных резинок, аккуратно разложенных по маленьким секциям. В одном из отделений я увидела значок с буквами «КПБИ». Мне уже где-то встречалось такое сочетание букв, но я не могла вспомнить их значение.
В том же ящике стола лежала папка с любопытной надписью: «Прогресс». Я открыла ее и нашла табели успеваемости. Сверху находился табель за прошлый год. В осеннем семестре Дженни выбрала семь предметов и получила семь высших оценок. В весеннем семестре было то же самое — высшие оценки по каждой из дисциплин. В табеле летней школы я увидела три перечисленных предмета: два из них имели оценку A с минусом, третий — B. Этот табель оказался датирован шестым июля. Дата казалась очень знакомой, но я не могла связать ее с какими-то событиями. Закрыв папку, я достала лист бумаги и авторучку.
Мне захотелось написать Джеймсу любовное письмо. В принципе я не нуждалась в эпистолярных упражнениях. Завтра утром я смогла бы рассказать ему все своими словами. Но мне нужно было убить время. Поэтому я начала писать свое послание: «Дорогой сэр. Двенадцать часов до встречи с Вами — как двенадцать лет для меня. Я представляю Вас в Вашем доме, как Вы улыбаетесь, думая обо мне. То, что я стала Вашим секретом, наполняет мою грудь радостной песней. Я хотела бы петь о Вас сейчас — здесь, в моей клетке. Вы — тайная поэма моего сердца. Каждое мгновение, пока мы в разлуке, я перелистываю воспоминания о Вас и заучиваю их наизусть». Глупые девичьи строки. Тем не менее они рассеяли мою тревогу и успокоили меня.
В дверь громко постучали. Моя авторучка испуганно чиркнула по бумаге и оставила чернильный шрам на нижней части страницы. Я спрятала письмо в верхний ящик стола. Дэн открыл дверь и перевел взгляд с меня на Библию, лежавшую на туалетном столике. Я сложила ладони, словно молилась о прощении души.
— Когда твое сердце очистится от греховных помыслов, ложись в постель.
— Хорошо.
Он с грохотом закрыл дверь, едва не сбросив со стены плакат с Иисусом. Я переоделась ко сну и, вернувшись в пижаме из ванной, увидела Кэти. Она сидела на моей постели, держа в руках раскрытый журнал. От нее веяло ледяным холодом.
— Ты сейчас с Богом? — спросила она.
«Нет», — подумала я. Но Господь уже наказал меня.
— Да, — ответила я вслух.
Мне трудно было представить, что случилось бы, скажи я ей «нет».
— Тебе нужно следить за своим языком, юная леди. Я больше не хочу таких ужинов, как этот.
— Я тоже не хочу.
Мой взгляд задержался на ее журнале:
— У меня найдется кое-что получше для вечернего чтения.
Я выскользнула из-под одеяла и взяла со столика библиотечную книгу. Кэти нахмурилась. Я успокоила ее:
— Это о небесах.
Почему меня изгнали с небес?
Может быть, я пела слишком громко?
Но мне так хотелось чудес,
Что мой голос не мог звучать робко.
Не могли бы вы, милые ангелы,
Дать мне новую попытку?
Не захлопывать дверь
И не устраивать пытку?
Я взглянула на Кэти. Она напряженно смотрела на дверь. Губы женщины были поджаты, словно ей только что дали ложку кислого варенья. Мне не требовалось переводить взгляд на страницу. Я читала любимое стихотворение мистера Брауна.
О, будь я добрым джентльменом
В мантии красивой и белой,
Неужели я не пустила бы нищенку,
Стучавшую в двери рукою несмелой?
Я закрыла книгу и выжидающе посмотрела на Кэти.
— Что это за стихотворение? — спросила она.
— Эмили Дикинсон.
— Следи за тем, что берешь в библиотеке.
Она разгладила журнал на своих коленях:
— Тебе не хочется почитать перед сном что-то более достойное и вдохновляющее?
— Значит, ты не вдохновилась? — спросила я.
Она сердито приподняла брови:
— Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду истории о Боге.
Кэти вскочила на ноги, захлопнула журнал и сунула его под мышку:
— Не ленись произносить молитвы и не обращайся к Нему без должного раскаяния.
Покидая комнату, она обернулась, словно ждала от меня подвоха. Возможно, она думала, что я вытащу из-под подушки книгу по колдовству.
Так же, как и прошлым вечером, я оставалась в спальне долгое время, пока дом наконец не затих. Выглянув в коридор и убедившись, что свет в гостиной погашен, я прокралась на кухню. На этот раз меня интересовали не поиски пищи, а телефон. Я осторожно сняла трубку и набрала номер Джеймса. Мне снова запоздало подумалось, что я могу разбудить Митча. Но линия оказалась занятой. Звук прерывистых гудков напугал меня своей раздражающей громкостью.
Я повесила трубку настенного телефона и вдруг вспомнила угрозу Дэна. Он сказал, что переведет меня в другую школу. Я с ужасом подумала, что они с Кэти могут отправить свою дочь в христианскую академию для девушек. На меня накатила волна паники, которая сменилась тоской одиночества. Я снова сняла телефонную трубку и набрала номер, который знала годами.
— Алло?
Звук его голоса и это одно-единственное слово показались милыми до боли.
— Алло? — повторил мистер Браун.
Я хотела что-нибудь сказать — просто для того, чтобы услышать его ответ. Например, спросить вымышленную фамилию. Пусть он скажет, что я набрала не тот номер. Пусть он… Но я не могла говорить. Мое горло сжалось, и горячие слезы покатились по щекам.
— Я не слышу вас, — сказал мистер Браун.
Всегда такой вежливый — даже к безмолвному собеседнику.
— Кто это? — спросила его жена.
Она находилась где-то рядом. Возможно, они лежали в постели, только что раздевшись и читая журналы. Его мягкий смех вонзился в мое сердце.
— Если это чья-то шутка…
— Повесь трубку, — сказала она.
Я прикрыла рукой микрофон, но, наверное, звук моих рыданий донесся до него.
— Алло? — снова спросил мистер Браун.
Затем он прошептал супруге:
— Я слышу кого-то.
— Ах, так это непристойное телефонное предложение, — со смехом сказала она. — Дай трубку. Я тоже хочу…
