— Праведный человек смел, как лев.
Он обвинял меня в трусости. Но даже если бы Дэн приказал мне учиться вождению, я все равно не подчинилась бы ему. Желая смягчить его гнев, я попыталась представить реакцию Дженни. Как она могла бы выказать ему свое уважение?
— Сегодня вечером мне нужно прочитать треть книги, — солгала я. — Завтра мы будем писать проверочную работу. Я хочу получить хорошую оценку, чтобы ты гордился мной.
Этого оказалось достаточно. Он расслабился и потрепал мои волосы на затылке. Я чувствовала, как его тяжелая рука вдавливала мою голову в плечи.
Когда мы приехали домой, я быстро проскользнула в свою комнату и приняла ванну. Сегодня на моих трусиках не было крови. Я не знала, где в этот момент находился Дэн. В доме царила идеальная тишина — как в музее после закрытия. Я на цыпочках вышла в коридор и направилась к приоткрытой двери кабинета. Внезапно до меня донесся его голос. Он говорил по телефону. Я попятилась назад, возвращаясь в свою спальню. Скрип половицы напугал меня.
— Хорошо, не возражаю.
Его голос стал значительно тише:
— Да, я приеду, если ты так настаиваешь.
Я вбежала в комнату и, сев на кровать, раскрыла перед собой книгу «Ромео и Джульетта». Почти тут же раздался стук в дверь. Он вошел, не ожидая ответа:
— Это твое домашнее задание?
— Да, — вновь солгала я.
— У тебя мокрые волосы, — заметил Дэн.
Мне повезло, что он не знал расписания Дженни. У нее в этом семестре не было английской литературы. Я уже поняла, что родители строго фиксировали любой мой отход от повседневной рутины. Подсчитывалось каждое дыхание. Отмерялся каждый мой шаг. Я старалась придумать подходящее объяснение. Когда мне удалось набраться храбрости для вполне правдоподобного ответа, он вышел из комнаты.
Доставая книгу Шекспира, я так спешила, что опрокинула сумку на бок. Теперь, пока я поправляла ее, значок Джеймса упал на пол и закатился под комод. Чтобы найти его, мне пришлось встать на колени. Когда мои пальцы накрыли пластмассовый диск, тыльная сторона ладони случайно ударилась о дно нижнего ящика. Раздался странный звук, который показался мне любопытным. Достав значок из-под комода, я осмотрела нижний ящик. Там хранились шарфики, носки, перчатки и вязаные шапки. То есть греметь было нечему. Однако, встряхнув ящик, я снова услышала непонятное постукивание. Почему-то передо мной возник образ Митча: наморщив лоб, он рылся, в обуви Билли — словно голодная змея, искавшая яйца в птичьих гнездах.
Я вывалила шарфы и перчатки на пол. Днища ящиков, как и полки комода, были накрыты желто-белой полосатой бумагой. Постучав по фанере, я поняла, что ниже имелась какая-то полость. Затем я увидела край розовой ленты, выступавший сбоку из-под полосатой бумаги. Когда я потянула за ленту, фальшивое дно ящика приподнялось. Под ним располагался тайник, в котором находился конверт и сверток, обмотанный наволочкой бледно-лилового цвета. Мое сердце тревожно забилось. Я посмотрела на закрытую дверь и аккуратно вытащила секретные предметы Дженни. Мне было страшно их открывать.
«Ты должна осмотреть эти вещи», — уговаривала я себе. Возможно, они расскажут правду о Дженни. Я робко развернула наволочку. В ней хранилось три предмета: фотокамера «Поляроид», картридж в синей коробке с наклейкой «Черное-белое» и небольшой целлофановый пакет с несколькими долларовыми купюрами и монетами. Я завернула их снова и поместила в тайник — на тот случай, если кто-то войдет в комнату. Затем я открыла конверт. На мои колени высыпалась пачка фотографий. Снимки напоминали картинки на коробках с видеофильмами — небольшие, черно-белые. Я очарованно перебирала эту дюжину квадратиков. Ни одна из фотографий не походила на остальные. Некоторые имели надписи, сделанные черными чернилами. Мне понравился снимок с вытянутой рукой (вероятно, Дженни), касавшейся листа на ветке дерева. Надпись гласила: «Дотронься до Адама». На другой фотографии Дженни была одета в тонкую ночную рубашку. Глядя на себя в зеркало шкафа, она застыла в воздухе в балетном прыжке. Ее рука держала фотокамеру около лица, поэтому вспышка превратила голову девушки в ослепительно-белую звезду. На следующем снимке я увидела стаю взлетающих голубей — трепет крыльев, замороженных временем. Еще на одной фотографии Дженни запечатлела отпечатки кошачьих лап на ветровом стекле машины.
В конверте осталось несколько больших фотографий — тоже черно-белых. Я начала рассматривать их одну за другой. Обнаженная Дженни, сжавшаяся в комочек, сидела на полу перед зеркалом. Рядом с ней на ковре стояла фотокамера. Чернота за ее спиной и округлости юного тела создавали впечатление, что белая полупрозрачная кожа сияла собственным светом. На другом снимке я увидела ее ноги: одна упиралась в стену, словно в грациозном полушаге, другая поднималась вверх, как будто танцовщица воспаряла к потолку. На третьей фотографии тоже была Дженни (я не сомневалась в этом). Она сидела на постели, полностью накрывшись белой простыней. У ее ног стоял чемодан. Я не могла сказать, где находилась камера. На белой полоске в правом верхнем углу имелась надпись, сделанная ее почерком: «Призрак ждет». Последним и самым пугающим снимком было лицо Дженни, снятое в зеркале, стоящем на туалетном столике. Опустив подбородок на руки, девушка смотрела в камеру с абсолютным умиротворением. Эта фотография встревожила меня. Я никогда не думала, что Дженни может быть такой. На других снимках она всегда смотрела в пустоту. Я как бы видела ее извне. А тут она позволила заглянуть себе в душу. И так как это произошло впервые, я очень опечалилась.
Резкий стук передней двери предупредил меня об опасности. Я сунула фотографии обратно в конверт. Пока Кэти шла по коридору, окликая Дэна, я бросила конверт в тайник и установила фальшивое днище на место. Когда мать Дженни, не постучав, открыла дверь моей комнаты, я аккуратно складывала один из шарфов.
— Что ты делаешь? — спросила она, посмотрев на кучу носков и перчаток.
— Сортирую свои вещи, — ответила я.
— Значит, Брэд Смит тебе не нравится. Верно?
Я была настолько удивлена ее вопросом, что просто промолчала.
— Ладно, можешь не встречаться с ним, — с улыбкой сказала Кэти. — Я составлю тебе компанию. Мы вместе поедем на бал.
Она говорила о парне, который, по ее замыслу, должен был пригласить меня на церковное мероприятие.
— Танцы будут сегодня вечером?
— Вечером? — повторила она.
Ее улыбка потускнела:
— Что с тобой происходит?
— Я в порядке.
Мне удалось изобразить широкую улыбку:
— Позови меня, когда нужно будет собирать на стол.
— Сегодня вторник, — напомнила Кэти. — Нам понадобятся только бумажные тарелки для вечерней игры. Гавайские, если помнишь.
— Гавайские? Хорошо.
Я поместила шарф в ящик комода и начала складывать следующий.
— О чем ты сейчас думаешь? — нахмурившись, спросила Кэти.
