— Тебе хотелось свободы, и ты бунтовала, — ответила Кэти. — А я была слишком строгой. Теперь ты тоже ненавидишь меня.
— У меня нет к тебе ненависти.
— Я не заслуживаю снисхождения, — тихо сказала она. — Но все-таки прости меня. Я не знала, что делала.
— Это наша общая беда.
— Я даже не знаю, что думать о Боге.
Она замолчала, с испугом глядя в пустое пространство:
— Неужели он лгал мне о Нем?
— Не волнуйся об этом, — заверила я ее. — Бог любит тебя.
И позже, пока я помогала ей подняться на ноги и вымыть лицо… пока давала Кэти успокоительное… усаживала ее на кровать и готовила горячий чай, мой внутренний голос донимал меня: «А как насчет тебя? Ты уверена, что Бог любит всех и каждого? Если да, то почему Он оставил тебя в этом мире? Почему Он дал тебе Джеймса и затем забрал его?» Когда я вошла в ее спальню с кружкой чая в руке, Кэти снова плакала.
— Это моя вина, — рыдая, сказала она.
— Нет, — ответила я, обняв ее за плечи.
— Подумай о том, что случилось с тобой в школе. Это я не разрешала тебе заводить друзей. Это я сожгла твои фотографии.
— Ты печалишься о моих снимках?
— Я увела тебя от Бога, — констатировала Кэти.
Из-за громких рыданий она закашляла. Ей даже пришлось ловить ртом воздух.
— Значит, это ты сожгла мои фотографии? — спросила я, поглаживая ее спину.
Кэти молча кивнула.
— Хорошо, что не все.
Я вложила в ее руки чашку с чаем, накрыла одеялом холодные ноги и отправилась в свою комнату. При моем возвращении она с тревогой посмотрела на конверт. Ее покрасневшие глаза казались очень большими. Я села рядом с ней на кровать и вытащила снимки Дженни.
— Все хорошо, — сказала я. — Смотри.
Первой была фотография с рукой, тянущейся к листу.
— Видишь? Композиция называется «Дотронься до Адама».
Кэти взяла снимок дрожавшими пальцами и посмотрела на него.
— А вот еще.
Я передала ей фото с мельтешением крыльев. Оно не имело названия, поэтому мне пришлось самой выдумывать его:
— Эта сцена называется «Ангелы».
Кэти провела ладонью по поверхности снимка, удаляя отпечатки пальцев. Я передала ей фотографию с обнаженной Дженни, уткнувшейся головой в приподнятые колени:
— Гефсиманский сад.
Она взяла мою ладонь и прижала ее к своей груди — точно так же, как делал Джеймс. Внезапная печаль шокировала меня. Я тихо сидела и ожидала, когда Кэти уснет. Наконец ее дыхание замедлилось. Рука, покоившаяся на моем плече, соскользнула. Кэти лежала на постели, и снимки Дженни были разложены вокруг нее, как лепестки цветов на брачном ложе.
Я вышла в коридор и замерла в дверном проеме семейной комнаты. Глядя на забрызганный пеной ковер, я вдыхала дымный запах разрушенного Молитвенного уголка. Силы покинули меня. Я была не способна пошевелиться. Если бы Дженни горевала из-за парня, разбившего ее сердце, она могла бы поплакать вместе с Кэти. Они успокаивали бы друг друга всю ночь, шептались в темноте, как маленькие девочки, забравшиеся на чердак, не боясь странных звуков и зловещих теней. Но я не могла поведать Кэти о своей печали. Мне нельзя было рассказывать людям о Джеймсе. Никто не поверил бы моим словам о призраках.
Вернувшись в комнату Дженни, я наполнила ванну. Мне нечем было помочь Кэти. Я не имела того, в чем она нуждалась. Ей требовалась поддержка дочери — той девушки, которая давно покинула тело и дом. Я разделась, открыла шкафчик со стеклянными дверцами и взяла пузырек со снотворным. Тридцать три таблетки. В крохотной комнате уже клубился пар. Я забралась в ванну, медленно опустилась в горячую воду и отвинтила крышку пузырька. Капли, срываясь с крана, звонко падали в воду. За окном пели птицы. Где-то далеко звучала полицейская сирена.
«А где-то поблизости, — подумала я, — муж Кэти сжимал в объятиях женщину, которая не была его женой. Наверное, он чувствовал облегчение, разрушив наконец любовный треугольник. Где-то поблизости мистер Браун вел уроки литературы, и его ученики на переменах обсуждали слухи о нем, распространявшиеся в школе. И всего лишь в нескольких милях отсюда Билли и Митч пытались оживить заглохший мотор». Но моего Джеймса больше не было в мире. Он исчез. Я тоже решила уйти.
Взяв маленькую белую таблетку, я осмотрела ее. Как пуговица на одежде ребенка. Я проглотила ее и запила горячей водой. Потом в ход пошли еще две таблетки. Они были такими гладкими и крохотными, что я решила глотать их горстями по нескольку штук. Затем мне подумалось, что Кэти может не пережить смерти дочери. И Дэн, вероятно, поверит, что Дженни совершила самоубийство, потому что он оставил семью. Эти мысли могли бы остановить меня, но мой разум уже засыпал. Либо Бог позволит мне взойти на небеса, либо Он снова отвергнет меня. Я попыталась представить себе рай, однако увидела перед собой только темную воду.
После четвертой горсти мой живот напрягся. Я не помнила, когда ела в последний раз. Мне пришлось закрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов. Ком таблеток прошел через горло. Внутри меня зарождалось щекочущее чувство — какие-то слабые порхания, как будто крохотная пчела вибрировала крыльями. Я прижала ладонь к животу, такому плоскому и мягкому в теплой воде. Затем знакомый страх встряхнул мое тело. Пульс ускорился, хотя снотворное уже окутало мозг и мышцы, словно снег на ветвях деревьев. Почувствовав скольжение вниз, я ухватилась рукой за край ванной. Вода поднялась мне до плеч.
Интересно, мог бы у нас с Джеймсом родиться ребенок?
Мне хотелось приподняться в ванной. К сожалению, я потеряла способность двигаться. Сил не осталось. Во мне горел лишь крохотный огонек надежды. Я знала, что совершаю ошибку — как и все самоубийцы. Но другого выхода не было. Мои веки опустились. Сердце билось все медленнее и медленнее.
И тогда я почувствовала, что за мной наблюдают. Я открыла глаза и осмотрела комнату. Рядом никого не было. Мой взгляд тщетно скользил по стенам и кафелю. И все же кто-то с любопытством следил за крупинкой жизни внутри меня. Дженни вернулась. Что-то позвало ее обратно. Наверное, она находилась прямо за моей спиной. Когда я ухватилась за край ванны и попыталась оглянуться, моя рука сбила пузырек с оставшимися таблетками. Они покатились по полу, словно бусины порванного ожерелья. Я закрыла глаза, пытаясь увидеть ее за своими сомкнутыми веками. Маленькое овальное лицо в обрамлении золотистых волос.
Она парила передо мной, пугливо ожидая моей смерти. Когда Дженни заметила мой призрачный взгляд, ее глаза расширились от удивления. Губы слегка приоткрылись. Казалось, еще мгновение, и она заговорит со мной. Дженни приблизилась к дальнему краю ванны и с симпатией кивнула мне. Но она не делала ничего, чтобы спасти свою телесную оболочку.
«Пожалуйста, — мысленно взмолилась я, — войди в это тело. Мне пора уходить».
