— Да, — сказал Магнус. — На самом деле он потребовал, чтобы голову нападавшего принесли ему на серебряном блюде. Каково ему было видеть маленького сына плачущим и залитым кровью! Даже если этим сыном был я… — Принц свел темные брови. — Честно тебе скажу: ничего не помню. Я просто отошел в сторонку от всех… а потом — р-раз! — и на лице горячая полоса, а из нее кровь течет. Я, по-моему, даже не плакал, пока из-за меня не расстроилась мама. Может, со ступенек свалился или налетел на острый угол двери… Ты же знаешь, до чего я неловкий!
— Да прямо, — хмыкнула Люция. Ее брат двигался с грацией пантеры. Кое-кто считал его смертельно опасным, учитывая, что он доводился сыном королю Гаю, прославившемуся железными кулаками. — Если и есть в семье кто неуклюжий, так это я!
— Вот уж не согласен. — Магнус улыбнулся, но из-за шрама улыбка вышла по обыкновению кривая. — Моя сестра милостива и прекрасна, и у нее тучи поклонников. И вот такому созданию досталось в братья чудовище со шрамом на роже.
— Брось, никаким чудовищем он тебя не делает, — фыркнула Люция. Мысль об этом показалась ей очень смешной. — Ты сам наверняка замечаешь, как девушки на тебя смотрят. Даже служанки в замке… Ты их, кажется, вовсе не замечаешь, но я-то вижу, с какой тоской они оборачиваются тебе вслед! Считают, что ты просто сногсшибательно хорош! А твой шрам всего лишь придает тебе… — Она чуть помедлила, подбирая нужное слово, и довершила: — Таинственности!
— Ты в самом деле так думаешь? — Его темно-карие глаза поблескивали смехом.
— Именно. — Она отвела с его щеки нестриженые темные волосы, чтобы повнимательней присмотреться к давно побледневшему шраму. Провела по нему указательным пальцем. — Кстати, не так уж он теперь и бросается в глаза. Я вообще не замечаю его.
— Тебе видней. — Голос Магнуса прозвучал как-то придушенно, а лицо стало несчастным. Он грубовато оттолкнул ее руку.
Люция нахмурилась:
— Что-то не так?..
Магнус отодвинулся прочь на несколько футов:
— Ничего. Просто я пришел сюда, чтобы… — Он провел пятерней по волосам. — Ладно, забудь. Тебе все это, наверное, неинтересно. Там отец внизу созвал непредвиденное совещание. Оставляю тебя заниматься…
Люция проводила его непонимающим взглядом — он буквально вылетел из ее комнаты, не произнеся более ни слова.
Брата что-то беспокоило. Последнее время это стало очень заметно, причем чем дальше, чем хуже. Магнус был рассеян и постоянно расстроен, и Люция не отказалась бы выяснить, что так гнетет любимого брата. Видеть его совершенно несчастным и быть не в состоянии хоть чем-то помочь — что может быть хуже!
А еще ей очень хотелось поделиться с ним собственным секретом. Он появился у нее с месяц назад, и о нем никто еще не знал. Совсем никто!
Выкинув из головы неуверенность и страх, Люция принялась молиться богине о ниспослании силы, веры и мудрости, достаточных, чтобы выстоять в надвигавшейся, как ей казалось, грозной буре.
Магнус спустился по длинной лестнице к главному залу дворца, двигаясь на шум. По пути он миновал нескольких знакомых — парней примерно его возраста, считавших себя его друзьями. Магнус чопорно улыбался, и ему улыбались в ответ.
Истинными друзьями ему они не были. Ни один. Сыновьям придворных советников отца на роду написано близко знать лимерийского принца, хотели они того или нет. Кстати, насколько Магнусу известно, кое-кто вовсе и не любил его.
Какая разница!
Он вполне отдавал себе отчет, что все эти юноши — да что уж там, и их сестры, только ждавшие, чтобы Магнус выбрал одну из них как невесту, — при первом же удобном случае с удовольствием использовали бы его для своей выгоды. Он отвечал им тем же — когда того требовали цели.
Ни одной живой душе здесь он не доверял. Только Люции. Она совершенно другая. Лишь с ней ему удавалось на время оставлять всякое притворство и становиться самим собой. Сестра была ему наперсницей и ближайшей союзницей. Много лет они делились секретами, доверяя друг другу, и оба оправдывали доверие.
И вот он только что сбежал из ее покоев, точно там вдруг пожар начался…
Тайну о его растущем вожделении к Люции необходимо любой ценой сохранить от кого бы то ни было. И в особенности — от самой девушки. Он похоронит этот секрет в своем сердце, и пусть обжигающая боль превратит несчастное сердце в горсть пепла… Магнус полагал, что так оно понемногу уже и происходило. Может, когда сердце выгорит окончательно, ему станет легче жить?..
Со времени званого пира миновал месяц, а его ушей еще не коснулось ничего интересного, ничего, способного пролить свет на смысл таинственного разговора между отцом и Сабиной. А ведь он наказывал Эмии держать ухо востро, когда она подслушивала для него в дворцовых коридорах и у дверей. Если она где-нибудь услышит о Люции, говорил он, пусть бежит немедля к нему! Служаночка с готовностью закивала. Она всегда с радостью соглашалась, о чем бы ни попросил ее королевич…
Внутри зала его отец напрягал голос, держа речь перед тремя сотнями людей. Присутствовавшие смотрели только на монарха и, казалось, ловили каждое его слово. Позади Гая виднелось одно из немногих произведений искусства, которые оставались допущены на холодные серые стены дворца. Большая шпалера изображала самого короля верхом на любимом вороном жеребце. Он держал в руке меч и выглядел воплощением суровой царственности и силы.
Магнус посмотрел вверх. Его отец любил находиться в центре внимания.
— Убийство! — гудел под сводами голос Гая Даморы. — Прямо посреди деревенского рынка в Пелсии. Полтора месяца назад. Это был прекрасный осенний день, прохладный, но солнечный. Пелсийцы с радостью вышли на торговую площадь, надеясь что-то продать и тем обеспечить достаток себе и своим семьям. Но все это было нарушено появлением среди них нескольких бессовестных людей — высокопоставленных вельмож из Ораноса…
Кругом Магнуса начали перешептываться. Кое до кого уже добрались новости, касавшиеся убийства сына виноторговца, но большинство слышало об этом впервые. Магнус про себя даже удивлялся, что царедворцев волновало подобное событие.
А самое странное, насколько это беспокоило отца! Магнус, помнится, услышал о происшествии на пиру в честь дня рождения Люции, но не слишком задумался. Потом про убийство доложили отцу, однако король лишь плечами пожал…
Зато теперь вон какой речью разразился. С чего бы? Уж не тот ли темноволосый молодой человек, что стоит рядом с королем, так повлиял на его мнение? Молодой человек, недавно возвратившийся из плавания за море…
Щека Магнуса начала дергаться.
Звали юношу Тобиас Аргинос. Год назад его привезли во дворец, чтобы он стал личным слугой короля, и вскоре Гай облек его своим полным доверием. Когда королю что-то требовалось, Тобиас это раздобывал. Король считал его чрезвычайно полезным и обращался с ним как с любимым сыном.
Если передаваемые шепотом слухи имели под собой хоть какую-то почву, Тобиас и был-таки любимым сыном короля. Бастардом, рожденным двадцать лет назад от прекрасной куртизанки в Ораносе.
