Более подходящих слов, казалось, невозможно было придумать. А то, что флаги были красными, — так зря ли король Гай носил прозвище Кровавого?
…А вот вождя Базилия с его отрядом избранных телохранителей нигде не видно. До построения Йонас прошелся по палаточному городку, воздвигнутому с той стороны леса. Вождь занимал сразу четыре шатра. Оно и понятно — ему требовалось немало места для уединения и медитации, для отдыха и пробуждения дремлющей магии на помощь своему воинству.
— Колдун проснется, — говорили в отрядах. — И сотрет врагов в порошок!
Пелсийцы не сомневались, что магическая сила вождя Базилия послужит краеугольным камнем их победы.
Йонас тоже предпочитал в это верить. Хотя временами и не слишком получалось…
Вот король Гай возвысил голос, обращаясь к войскам:
— Сегодня великий день! День, к которому мы шли целую тысячу лет! День, когда мы заберем себе все то, о чем нам говорили так долго: «Близок локоть, да не укусишь»! Все, что вы видите перед собой, станет вашим, осталось лишь протянуть руку и взять! Каждому достанется справедливая доля! Никто не удержит нас на коленях, если только мы сами не откажемся встать! Воззовите же к силе, которой, я знаю, обладает каждый из вас, — воззовите и помогите мне сокрушить всякого, кто встанет на нашем пути!
Духоподъемный призыв сделал свое дело — воины принялись выкликать его имя. Сперва разрозненно и еле слышно, потом все дружнее и громче.
— Кро-ва-вый Ко-роль! — неслось над рядами. — КРО-ВА-ВЫЙ КО-РОЛЬ!..
Йонас и сам не заметил, как присоединился к общему крику. А примкнув, стал напитываться кровожадной энергией, витавшей над полем. И лишь какая-то часть его по-прежнему знала, что Гай Кровавый не его правитель, что пелсийцы не признавали над собой короля.
Тем не менее Йонас сегодня шел за ним в бой и рад был сложить голову во имя победы.
— Три месяца назад ни в чем не повинный пелсийский юноша пал от рук надменного оранийского вельможи! — напрягая голос, проревел король. — Его смерть взывает о мести, и сегодня настала пора ответить за злодеяние! Мы возьмем Оранийское королевство и навсегда лишим Корвина власти! Оранос принадлежит нам!..
Ему ответила волна приветственных кликов.
— Принесите мне голову короля Корвина, и я осыплю героя таким количеством золота, которое никому из вас и не снилось! — продолжал Гай. — Никого не щадить! Не брать пленных! Пусть кровь льется рекой! Взять все! Убить всех! — И он воздел над головой меч. — Вперед! На врага!..
Войско стронулось с места и устремилось через поле, постепенно переходя на бег. Под ногами людского множества гудела земля. Они сшиблись с оранийцами лоб в лоб — у реки, менее чем в миле от стен дворца. Сшиблись с грохотом — латы гремели о латы, мечи лязгали о щиты…
Вокруг Йонаса падали люди, союзники и враги вперемешку. Их валили стрелы, боевые топоры и мечи, а ведь сражение едва началось. В воздухе густо висел медный запах крови…
Йонас рубил направо и налево, прокладывая себе путь в толкотне и следя только за тем, чтобы не слишком отдаляться от Брайона. Давние приятели и здесь прикрывали спину друг дружке.
Убитые лошади тяжело валились наземь и в реку. Всадники, еле выпутавшись из стремян, почти тотчас оказывались под ударом вражеского меча. Крики боли отдавались в ушах — сталь пронзала податливую плоть, отсекая живым людям руки и ноги…
Союзное войско рвалось вперед, к стенам, стремясь добраться до замка и взять его немедленным штурмом. Но на пути стояли оранийцы, ничуть не уступавшие им ни в жестокости, ни в отваге.
В какой-то момент удар чужого щита, пришедшийся сбоку по голове, сшиб Йонаса с ног. Он остался лежать почти оглушенным, чувствуя, как рот наполняется металлическим вкусом крови. Его взгляд остановился на ястребе, что кружился в вышине над полем брани.
Потом птицу заслонил оранийский рыцарь; он навис над Йонасом и замахнулся мечом, метя юноше в сердце. Но удара нанести не успел — первым просвистел другой меч, и тяжкий удар вынес рыцаря из седла. Всадник тотчас соскочил наземь и маленьким клинком пырнул рыцаря в шею, не забыв повернуть лезвие так, чтобы кровь ударила струей из рассеченного горла.
— Что лежишь, как мешок? — рявкнул голос из-под шлема. — Вставай, все веселье пропустишь!
Перед лицом возникла рука в латной перчатке. Йонас тряхнул головой, разгоняя туман, потом кое-как сел, и принц Магнус рывком поставил его на ноги.
— Оставь мне хоть парочку врагов, — сказал ему Йонас, и на губах принца возникло нечто вроде улыбки. Забравшись на коня, Магнус вновь поскакал в бой, размахивая окровавленным мечом.
Сражение между тем переместилось к стенам дворца — но еще недостаточно близко для штурма. В разных местах обширного поля горели огни. Смертная вонь била Йонасу в ноздри. Он огляделся и обнаружил, что потерял меч.
Оказывается, на какое-то время парень полностью потерял сознание, но ухитрился этого не заметить. Сколько же он провалялся в истоптанной траве, среди мертвецов?.. Йонас громко выругался и побрел вперед, перешагивая через тела, ища замену мечу. Кто-то успел уже побывать здесь, некий мародер, собиравший оружие павших… Наконец Йонасу попался топор — и на том спасибо!
Молодой пелсиец очень вовремя подобрал его, потому что почти сразу на него насел враг. Одна рука этого человека беспомощно свисала вдоль тела, подрубленная жестоким ударом, но в глазах воина светилось больше ярости, чем боли.
— Пелсийская падаль! — прорычал он, замахиваясь мечом. — Умри, навозный червяк!
У Йонаса горели и жаловались все мышцы, но удар топором, нанесенный снизу вверх, оказался достаточно силен. Стальное лезвие рассекло кости и плоть, и кровь струями ударила Йонасу в лицо…
Когда стемнело, битва продолжалась при свете факелов, воткнутых в землю, и проплывавшей в черном небе луны. Йонас упорно пробивался вперед. Свой топор он успел обменять на парные изогнутые мечи; если он что-нибудь понимал, прежде они принадлежали кому-то из телохранителей вождя. Мечи пришлись Йонасу как раз по рукам, и он успешно полосовал ими всякого, кто вставал на пути.
Уже многие уступили его клинкам. Сперва Йонас запоминал каждую отнятую жизнь, потом сбился со счета.
Его и самого не вполне пощадило сражение, длившееся без перерыва почти двенадцать часов. У него сочилась кровь из раны на плече, и еще чей-то меч прошелся по животу чуть ниже ребер. Раны не грозили жизни, но проворства в движениях понемногу лишали.
— Йонас… — окликнул голос, донесшийся из груды тел на земле.
Йонас всадил меч под дых оранийцу, с которым сражался, и, лишь когда у того погасли глаза, обернулся налево.
И увидел паренька, беспомощно распростертого на земле, придавленного тушей поверженного коня. Йонас не без труда подобрался к нему.
— Я тебя знаю? — спросил он, торопливо осматривая раненого. Он уже видел, что лошадь, лежавшая у мальчика на ногах, была наименьшим из зол. Куда хуже кровавая рана, в которой виднелись скользкие внутренности. Не животное причинило ее, а острое лезвие.
