Сегодня они с Брайоном отыскали других парней, знакомых еще по дому, — те тоже отказались подчиниться воцарившемуся безумию. Сейчас их было шестеро, и они скрывались в лесу.
— И что теперь? — вслух спросил Брайон. Лицо у него осунулось и помрачнело. — Что мы можем сделать, кроме как наблюдать и выжидать? Стоит высунуться, и нас немедленно перебьют…
Йонас подумал о брате. С момента его гибели все стало меняться. И нищая жизнь горемычной Пелсии определенно бледнела по сравнению с ужасами, ожидавшими впереди…
— Ты прав: надо ждать, — проговорил он наконец. — Посмотрим, что будет дальше.
— Что же нам, отсиживаться в сторонке, как трусам? — зарычал Брайон. — Чтобы король Гай вообще стер с земли нашу страну? Уничтожил народ?
У Йонаса похолодело в душе от такой мысли. Он чувствовал себя совершенно беспомощным, и это было хуже всего. Он жаждал действовать, но отчетливо понимал, что так они ничего не добьются, только погибнут.
— Вождь тоже наделал ошибок, — сказал он. — Теперь его больше нет. И если хочешь знать мое мнение, паршивым он был предводителем! Нам нужен на его место человек способный и сильный, такой, которого не так легко одурачит кто-нибудь вроде короля Гая… Тошно даже думать об участи Базилия, — продолжал он сквозь зубы. — Он был жаден и глуп, а отдуваться за это придется всем нам…
Четверка прибившихся к ним молодых ребят что-то ворчала, жалуясь на несправедливость.
— Но мы, пелсийцы, привыкли выживать в любых обстоятельствах! — возвысил голос Йонас, перекрывая гул голосов. — Наша страна скудеет и умирает в течение поколений, однако мы-то живы пока!
— Теперь она принадлежит королю Гаю, — сказал парень по имени Тарус. Ему едва сравнялось четырнадцать, и он доводился старшим братом мальчику Лео, что умер у Йонаса на руках в побоище. — Он уничтожил нас и завладел нами…
— Никто нами не завладел. Слышишь? Никто! — Йонас вспомнил слова брата, сказанные годы назад. — Если хочешь чего-то, ты должен это взять. Потому что никто ничего тебе на тарелочке не подаст! Значит, нам предстоит вернуть себе то, что у нас отобрали! А потом мы построим лучшее будущее для Пелсии. Для всех нас!
— Каким образом?
— А он понятия не имеет, — сказал Брайон и улыбнулся. По-настоящему улыбнулся в самый первый раз за много дней. — Тем не менее намерен это совершить.
Йонас, не сдержавшись, улыбнулся в ответ. Его приятель был прав. Надо начать действовать — а там он по ходу дела сообразит, что к чему. Вот уж в чем Йонас нимало не сомневался.
Он оглянулся на оранийский дворец. Местами тот по-прежнему сверкал на солнце позолотой, но там и сям чернела копоть от вчерашнего магического взрыва, и над крышами поднималась дымная туча.
Йонас знал, чем кончилась битва. Король Корвин погиб. Старшую принцессу, Эмилию, обнаружили мертвой. А вот младшая, Клео, так и не была найдена.
Странное дело: от таких новостей на сердце у него существенно полегчало. Он даже удивился, осознав это.
Речь ведь шла о девушке, которую он винил в смерти брата. О той, которую мечтал собственноручно убить ради возмездия. О той, что с лисьей хитростью ушла из оков, из запертого и охраняемого хлева, избегнув уготованной ей судьбы.
Теперь она была королевой Ораноса. Королевой в изгнании.
И он должен был ее разыскать.
Будущее двух стран — и Пелсии, и Ораноса — зависело от того, останется ли она в живых…
ГЛАВА 38
ОРАНОС
Люции отвели бывшую спальню принцессы Клео. Принц Магнус молча стоял в сторонке, наблюдая, как возле нее суетились лекари и целители. Они постепенно разошлись, убедившись, что все их усилия не приносили плодов, и Люция осталась лежать на широкой кровати под балдахином. Прекрасное лицо девушки заливала бледность, полночно-черные волосы разметались по шелковым подушкам…
Магнус стоял, точно каменное изваяние, молча проклиная богиню, не желавшую отвечать на его молитвы. Подле Люции еще сидела одна целительница. Она промокала ей лоб тряпицей, смоченной в прохладной воде.
— Вон отсюда, — зарычал принц.
Женщина испуганно оглянулась, потом опрометью кинулась за дверь. Последнее время люди от него нередко шарахались, он успел это заметить. Его деяния на поле брани, та легкость, с которой он отнимал жизни встававших на пути, равно как и то, что он присутствовал при убиении вождя Базилия, — все это успело снискать ему прозвище Кровавого Принца. Которого стали бояться едва ли не так же, как самого короля.
Одна Люция, одна среди всех, способна была видеть его настоящего. В том числе прежде, чем его меч впервые попробовал крови. Но тот, прежний Магнус, кажется, умер в ночь, когда он открыл Люции свои истинные чувства. Тогда его привычная маска разлетелась на куски, но с тех пор он успел нарастить новую броню, толще и прочнее былой. Надо бы радоваться такому самоусовершенствованию, но вместо этого Магнус горевал о потере.
— Любовь брата к сестре… — раздался сзади голос отца.
Магнус слегка напрягся, но взгляда от бледного лица Люции не отвел. А король продолжал:
— Воистину прекрасное чувство!
Принц сказал:
— Ей не становится лучше.
— Станет со временем, — отозвался король.
— С чего такая уверенность? — резко, как мечом полоснул, спросил Магнус.
— У меня есть вера, сын мой. Она ведь точно такая, какой ее рисовало пророчество. Волшебница, подобной которой этот мир не знал вот уже тысячу лет!
Принц сглотнул:
— Или всего лишь ведьма, что отдала всю свою силу и погубила себя, помогая тебе одержать верх над Ораносом.
Король только фыркнул:
— Магнус, вечно ты все в черном свете видишь. Завтра я намерен обратиться к моим новым подданным: им больше незачем беспокоиться о своей будущности, ибо все они становятся почтенными гражданами Лимероса. Увидишь, они станут праздновать мою победу!
— А если нет, ты позаботишься о примерном наказании недовольных.
— Именно так, потому что инакомыслящие мне не нужны. Этак недолго и дурную репутацию заработать, верно, сын мой?
— Значит, ты не предполагаешь, что кто-то начнет сопротивляться тебе?
— Может, наберется горстка мятежников. Вот их-то мне и придется, как ты выразился, примерно наказать.
Отец рассуждал совершенно безмятежно. Это бесило Магнуса больше всего.
— Ты говоришь, горстка? Мы врываемся в их страну, убиваем короля и старшую принцессу, забираем их земли… после чего еще и режем горло пелсийскому предводителю. И ты полагаешь, что люди сложа руки будут сидеть?
— В смерти принцессы Эмилии мы неповинны, — ответил король. — Как ни прискорбно, она была безнадежно больна. Разве у меня поднялась бы рука убить невинную девушку!.. Скажу даже больше: ее присутствие во дворце помогло бы завоевать сердца моих новых подданных — оранийцев!
