Идеальная радуга уничтожения!
Я аккуратно поставила стрихнин рядом с цианистым калием.
Следом шел мышьяк: в виде порошка он выглядел довольно скучным рядом со своими братьями — больше всего напоминая пекарский порошок.
В виде оксида мышьяк растворяется в воде, но не в спирте или эфире. Цианид растворяется в щелоке и в разведенной соляной кислоте, но не в спирте. Стрихнин растворяется в воде, этиловом спирте, хлороформе, но не в эфире. Это все равно что старая задачка про волка, козу и капусту. Чтобы проявить их суть, каждый яд нужно держать в отдельной емкости.
Открыв окна для вентиляции, я уселась ждать час, пока все три раствора дойдут до кондиции.
— Цианистый калий… стрихнин… мышьяк… — я громко произнесла их названия. Вот что я называю моими «успокоительными химикалиями».
Разумеется, я не первая придумала соединять несколько ядов в единый губительный напиток. В XVII веке в Италии Джулия Тофана сделала бизнес на продаже «аквы тофаны» — раствора, содержащего помимо прочих ингредиентов мышьяк, свинец, белладонну и свиной жир, — более чем шестистам женщинам, желающим, чтобы их брак химически растворился. Говорили, что это вещество было прозрачно, как вода, и аббат Гальяни утверждал, что в Неаполе не найти женщины, которая не держала бы секретный флакончик среди своих духов.
Говорили также, что жертвами сего напитка стали два римских папы.
Как же я обожаю историю!
Наконец мои мензурки были готовы, и я радостно замурлыкала, смешивая растворы и фильтруя их в приготовленную бутылочку.
Я взмахнула рукой над дымящейся смесью.
— Нарекаю тебя «аква флавия»! — провозгласила я.
Ручкой дядюшки Тара со стальным пером я написала свежепридуманное название на этикетке и приклеила ее к бутылочке.
— «Ак-ва фла-ви-я», — громко произнесла я, смакуя каждый слог. Звучит прекрасно.
Я создала яд, который в достаточных количествах может убить слона. Что он может сотворить с нахальной сестрой, жутко представить.
Один из аспектов ядов, на который зачастую не обращают внимание, — это удовольствие, когда тайно злорадствуешь, представляя, как используешь его.
К тому же какой-то мудрец сказал, что месть лучше подавать холодной. Причина этого в том, конечно же, что, пока ты с ликованием предвкушаешь это событие, у жертвы есть предостаточно времени беспокоиться, когда, как и где ты нанесешь удар.
Например, можно представить себе выражение лица жертвы, когда она понимает, что то, что она потягивает из симпатичного стаканчика, — не просто апельсиновый сок.
Я решила подождать.
«Глэдис» терпеливо ждала там, где я ее оставила, свежевычищенная ливрея красиво блестела в утреннем свете, льющемся в окна моей спальни.
— Изыди! — воскликнула я. Это устаревшее слово я узнала от Даффи в один из наших обязательных культурных вечеров, когда она читала вслух «Ламмермурскую невесту». — Мы обе изыдем! — пояснила я, хотя на самом деле в этом не было необходимости.
Я вскочила в седло, оттолкнулась и выкатилась из спальни, покачиваясь, проехала по коридору, сделала резкий поворот налево и через несколько секунд остановилась наверху восточной лестницы.
С высоты велосипеда ступеньки кажутся круче, чем на самом деле. Далеко внизу в вестибюле черные и белые плитки напоминали зимние поля, видимые с горной высоты. Я крепко схватилась за тормоз и двинулась вниз под опасным углом.
— Траляля-траляля-траляля-траляля, — восклицала я на каждой ступеньке всю дорогу вниз, и мои кости приятно потряхивало.
Внизу стоял Доггер. На нем был надет холщовый передник, а в руках он держал пару отцовских сапог.
— Доброе утро, мисс Флавия, — сказал он.
— Доброе утро, Доггер, — ответила я. — Рада тебя видеть. У меня вопрос. Как проводят эксгумацию трупа?
Доггер приподнял бровь.
— Вы думали об эксгумации мертвого тела, мисс? — уточнил он.
— Нет, не конкретно, — сказала я. — Я имела в виду, какие разрешения надо получать и так далее?
— Если я правильно помню, первым делом согласие должна дать церковь. Это называется право, полагаю, и его дает епархиальный совет.
— Канцелярия епископа?
— Более или менее.
Так вот о чем говорил викарий. Право было дано, сказал он Мармадьюку Парру, человеку из канцелярии епископа. Секретарю епископа.
«Обратного пути нет», — сказал викарий.
Очевидно, было дано право на эксгумацию святого Танкреда и затем, по каким-то причинам, оно было отозвано.
Кто, подумала я, мог вмешаться? Какой вред в том, чтобы выкопать кости святого, умершего пятьсот лет назад?
— Ты потрясающий, Доггер, — сказала я.
— Благодарю, мисс.
Из уважения я спешилась с «Глэдис» и аккуратно покатила ее по вестибюлю во двор.
На лужайке рядом с гравием стоял раскладной походный стул, и рядом с ним лежали тряпки и баночка с кремом для обуви. Потеплело, и Доггер, видимо, работал во дворе на свежем воздухе, наслаждаясь солнечным светом.
Я собиралась было покатить в церковь, когда увидела, что у ворот Малфорда в нашу сторону поворачивает автомобиль. Он был странной формы, привлекшей мое внимание: довольно ящикообразный, как катафалк.
Если я сейчас уеду, могу пропустить что-нибудь. Лучше, подумала я, сдержать нетерпение и погодить.
Я уселась на походный стул и начала изучать машину, стремительно приближавшуюся по каштановой аллее. Если судить по виду спереди, по высокому элегантному блестящему серебряному радиатору, это «роллс-ройс» кабриолет — местами очень похожий на старый «Фантом II» Харриет, который отец берег в уединении и сумраке каретного сарая, словно святилище: такие же широкие очертания и гигантские передние фары. Но было и что-то отличное.
Когда автомобиль повернул и оказался ко мне боком, я увидела, что он яблочно-зеленый и что крыша чуть-чуть приоткрыта над водительским местом, как у банки сардин. На месте, где раньше было заднее сиденье, стояли ряды серых некрашеных деревянных коробок, плотно уставленных цветочными горшками, все горшки были непокрыты — словно дешевые места в экскурсионном автобусе, откуда рассада и растущие растения могли наблюдать окружающий мир.
Поскольку отец много раз читал нам нотации о том, что нельзя глазеть, я инстинктивно вытащила свой блокнот и карандаш из кармана кардигана и притворилась, что пишу.
Я услышала, как шины с хрустом затормозили. Дверь открылась и закрылась.
Я глянула исподтишка и зафиксировала высокого мужчину в желто-коричневом макинтоше.
— Привет, — сказал он. — Что это у нас тут такое?
Как будто я восковая фигура из музея мадам Тюссо.
