Леонидов, если честно, проголодался, но из солидарности ответил:
– Я не голоден. Идем на рентген!
– Все равно ведь оплачено, – заметила Галина.
Рентген
Они спустились на первый этаж. Эту длиннющую очередь в самом конце коридора Алексей заметил, еще когда они с Сашей ожидали приема у дежурного терапевта. Но тогда он и подумать не мог, что эта очередь может иметь отношение к ним.
Клиентов старательно водили по этажам, показывая клинику и буквально навязывая осмотр ненужных им врачей, прежде чем привести сюда. Потому что здесь время останавливалось.
Алексей понял это сразу, как только увидел кожаные диваны перед кабинетом: ни одного свободного местечка!
– Присаживайтесь, Александра Викторовна, – сказала Галина и подошла к группе облепивших дверь в кабинет, где делали рентген, кураторов.
– Как здесь? – спросила она.
– Да никак! Ждем! Клиенты нервничают.
Клиенты томились в очереди и пока молчали. Здесь были все: во-первых, Ираида Осиповна. Вовторых, Шемякины. В-третьих, Александр Сергеевич Пичугин, который, увидев Леонидова, заметно испугался. Он занимал отдельный диванчик, или козетку, нечто небольшое, на изогнутых ножках, стоящее у пластиковой емкости с питьевой водой. Над этим затейливым предметом интерьера висело не менее затейливое бра. Vip-место было укрыто огромными листьями томящегося в кадке тропического растения вроде пальмы.
Алексей с удовлетворением отметил, что большая часть подозреваемых уже здесь. Оставалось дождаться Синьбороду.
Здесь же, на кожаном диване, полулежала измученная мамуся.
– Не хотят делать укол без полного обследования, – пожаловался Леонидову Семужка. – Мы были в лаборатории, кровь сдавали, потом мерили давление, а теперь, вот, застряли здесь! Похоже, надолго!
– Их ведь тоже можно понять, – неожиданно вступилась за «Медрай» оказавшаяся в этой же очереди Шаль. – Не хотят брать на себя ответственность.
– О-ох... – застонала мамуся. – Сколько ж можно по лестницам таскаться?
– И в самом деле: безобразие, – робко сказал ктото. – Лифт не работает.
– О-ох... Сил моих больше нет...
– Может, тебе водички принести, мамуся? – засуетился Семужка. И зашарил по карманам. – У меня тут твои таблетки... Может, выпьешь?
– Ох... Не хочу воды... – заныла мамуся. – Мне бы сочку... Кисленького хочу...
– Вы напрасно запиваете лекарства соком, – наставительно сказала Шаль. – Вы разве не слышали про последние исследования в области гипертонии? Сок, особенно грейпфрутовый, приводит к опасной концентрации вредных веществ в печени, и постоянное его употребление в сочетании с лекарствами может привести к...
– Алексей Алексеевич, мне надо что-то вам сказать... – схватил Леонидова за руку Семужка. – Чтото очень важное. Наедине.
– Идемте, – кивнул Алексей. – К окну, там нас никто не услышит.
– Опять вы лезете не в свое дело, женщина! – раздраженно сказала Шали Ольга Шемякина. – Поистине, в каждой бочке затычка!
– Я просто хотела дать совет, – слегка обиделась Шаль. – Лекарства, конечно, лечат, но иногда они же калечат.
– Шла бы ты со своими советами, – пробурчал Шемякин.
– А почему вы меня оскорбляете, мужчина? – тут же ввязалась в перепалку Шаль.
– Невыносимая женщина эта в шали, – пожаловался Семужка.
– Вас она тоже достала? – улыбнулся Алексей.
– По-моему, она достала всех!
– Что вы хотели мне сказать, Семен Ильич? – спросил Леонидов, когда они отошли к самому окну. На улице было солнечно и морозно. Как же хотелось туда, на волю! Алексей с тоской посмотрел на зарешеченное окно.
– Поймите меня правильно... – замялся Семужка. – Ведь получается, что я сплетничаю.
– Речь идет об убийстве. Так что, говорите!
– Мне сказал это Костиков, а Сашке Наиля. Это звучит смешно, – Семужка по-бабьи хихикнул, – но у бабы Ани был роман.
– С Синьбородой?
– Простите?
– Старик с тростью. Он сегодня здесь, в клинике.
– Откуда вы знаете?!
– Догадался. Вы это хотели мне рассказать?
– Все думают, что ее убили из-за денег. Она, в общем-то, жила тихо. Я ее сосед снизу, мне виднее. То есть, слышнее, – Семужка опять по-бабьи хихикнул. – Дома у нас, сами знаете, какие. Половица скрипнет – и то слышно. За последнее время была только одна громкая ссора. Они не говорили: кричали. Он ей даже угрожал, – шепнул Семужка.
– Синьборода?
– Я не знаю, как его фамилия. Она кричала: Велемир.
– Кричала?
– Ну да. Он начал ходить к бабе Ане в начале осени. Я иногда слышал в квартире наверху мужской голос. Старик засиживался у нее допоздна. И Новый год они встречали вместе. То есть, хотели встретить вместе.
Алексей вспомнил трость в упаковке. Без сомнения, это подарок. Подарок жениху.
– А почему не встретили?
– Не хочу сплетничать, – Семужка вздохнул. – Вроде бы она его уличила в обмане.
– В обмане?
– Ну да. Она кричала: «Да у тебя денег больше, чем у меня!» А он: «Вспомни, как ты меня разводила, когда я за тобой ухаживал!»
– Месть, значит, – невольно улыбнулся Алексей. – Забавные они, эти старики.
– Это было часов в одиннадцать, – сухо сказал Семужка. – Потом хлопнула дверь: он ушел. Новый год баба Аня встречала одна.
– А вы с мамусей?
– Я к этому привык, – смиренно ответил Семужка.
– Что ж. Ваши показания очень ценны для следствия, Семен Ильич. Возвращайтесь на свой пост. К маме.
– Пойду налью ей водички. Может, полегчает? – И Семужка засеменил к емкости с питьевой водой.
«Итак, дело о наследстве, – подумал Алексей. – Старуха была богата и бездетна. И ненавидела мужа единственной племянницы. Настолько ненавидела, что хотела лишить ее наследства. Она все время об этом говорила. Кому же баба Аня решила оставить свои деньги?»
Алексей поймал взгляд Ольги Шемякиной. Та явно хотела ему что-то сказать. Похоже, дозрела. Он еле заметно кивнул, Ольга тут же встала и направилась к окну. Когда она подошла, Алексей спросил:
– Что случилось?
– Вы хотите знать, кто открыл мне дверь?
– Какую дверь?
– Когда я пришла в первый раз. Без торта. То есть, прибежала.
– И кто?
– Тот старик с тростью.
– Синьборода?
– Да. Я сначала позвонила в квартиру к тете. Мне никто не ответил. Я позвонила консьержке. Ее тоже не было на месте. Я стояла под дверью, раздумывая: что же мне делать? И вдруг дверь подъезда открылась. Из нее вышел высокий старик с тростью. Лицо у него было такое... Такое... Словом, он меня не видел, хотя я стояла под дверью. Он шел словно слепой. Так быстро, насколько это возможно с его больной ногой. Я бы даже сказала, что он убегал.
