И он разразился тирадой в духе той, что она слышала в субботу утром в кабинете у следователя по особо важным делам. Валерия слушала и недоумевала. Вот, значит, как. Спасает свою шкуру, причем изо всех сил.
— Вот-вот, — кивал второй мужчина, находящийся в палате. — Мы с Олегом Максимовичем в этом солидарны. Будем сотрудничать.
Лера уловила, как Олег переглянулся с Соней. И поняла: эти двое теперь заодно.
— А ты умница, — кивнула она младшей сестре. — Умная девочка.
— Ведь я же твоя сестра, — лучезарно улыбнулась Соня. — Мне было у кого учиться. Мне не разрешили присутствовать на экспертизе. Так что мы с Олегом… Максимовичем поедем. Я завтра зайду. Туда, куда тебя определят. Сюда ли, в камеру… Я буду тебя навещать. Как ты меня. Заботиться о тебе. Как ты обо мне.
— А я жду вас в кабинете, где уже собралась комиссия. Охранник проводит, — сказал следователь по особо важным делам и посмотрел на Соню. — Софья Алексеевна, на два слова.
— Лера, я тебя не брошу! — сказала Соня в дверях. И поскольку следователь уже вышел из палаты и не надо было играть на публику, не удержалась и подмигнула: — Ну что, каково? Ах, эта заботливая младшая сестренка! Олег, если что, кричи громче. Эта ненормальная может на тебя кинуться.
Она не кинулась. Хотя выбор-то, в общем, был невелик: тюрьма или больница. Стационар закрытого или общего типа, в зависимости от решения суда. Общего — это удача. Закрытого — та же тюрьма. Разница только в сроке.
— Лера?
Ах, да! Следователь Жуков остался в палате! У нее поручение для общих знакомых в родном городе!
— Чем она тебя взяла? Деньги? Или пообещала скрыть правду?
— А для сумасшедшей ты неплохо выглядишь, — усмехнулся следователь Жуков. — Тебе сейчас лучше кричать, бросаться на людей и угрожать следователю, что дойдешь до главного прокурора страны в поисках справедливости и защиты. Не узнаю тебя, Лера. Ты же умная женщина! А таких элементарных вещей не понимаешь…
— Как же быстро ты меня предал! Как быстро… Хотя, если разобраться, ты всю жизнь только и делал, что меня предавал. Но это самое большое твое предательство. Как ты будешь жить с этим, Олег? Большой, сильный мужчина. Но я, слабая женщина, не отвечу тебе тем же. Предательством. Не буду. Не хочу.
— А тебе никто и не поверит. Ты убийца. Ты даже не помнишь, как это сделала.
— А если бы помнила? А если бы помнила, что это сделала не я?
— Ты. Потому что при свидетелях сказала, где находится труп Мошкина. Это мог знать только убийца. Тот, кто его закопал в цветнике. А я не хочу в этом участвовать.
— Что, вернешься в родной город? Будешь снова доставать наркотики? Наркотики для Сони. Которая знает, что ты знаешь. Откуда они берутся и кто их распространяет.
— У тебя опять все перемешалось в голове.
— Но то, что ты взятки берешь, я помню точно. И за что берешь.
— Замолчи! — Он обернулся: плотно ли прикрыта дверь? — Тебя ждет комиссия, которая докажет твою невменяемость. На этот раз тебе поставят не начальную форму, а просто шизофрению. И ты будешь на всю жизнь привязана к этому своему… доктору Айболиту. Только захочет, ли он…
— А ты? Ты к чему теперь будешь привязан? Думаешь, тебе без меня будет лучше? Да, я больна. Но это случайность. Вчерашний приступ — случайность. Если меня не провоцировать, ничего не будет. Я виновата только в том, что затеяла эту игру месяц назад. Ради тебя, между прочим. Ради нас. Переоценила свои силы.
— Мы больше не увидимся. Так что прощай. Ничем не могу помочь.
— Ты же знаешь, откуда у меня деньги. И видел их задолго до того дня.
— Мало ли что я знаю.
В дверь палаты постучали.
— Да-да, — торопливо сказала она. И неожиданно для себя: — Помоги мне убежать. Ну что тебе стоит? Я куда-нибудь денусь. Спрячусь, исчезну… Мне нельзя здесь находиться. Потрачено столько сил…
— Да что ты, Лера?! Ты с ума сошла?!
— А разве не заметно? Олег…
Он попятился, толкнул дверь палаты. И охраннику:
— Мы уже закончили. И вот еще что… Вам лучше вызвать двух санитаров. У нее, похоже, опять начинается приступ.
— Олег!
— Вот видите! Она волнуется!
— Да я уже понял. — Охранник посмотрел на нее с опаской. — Руки-то напрасно отвязали.
Она снова почувствовала головную боль. Это был не четвертый удар, а отсеченная разом вся ее жизнь, весь смысл этой жизни и вся радость. И вокруг оказалась одна только пустота.
…В кабинет, где собралась врачебная комиссия, ее привели два санитара, надев смирительную рубашку. Ей было все равно.
— Садитесь, Валерия Алексеевна.
Она села.
— Как чувствуете себя?
— Нормально.
— На вопросы в состоянии отвечать?
— Да.
— Тогда приступим. Какое сегодня число? Месяц? Год? Помните?
— А что такое случилось с годом? Он как был, так и есть.
— И какой же от Рождества Христова?
— Бога нет, — покачала головой она.
— Следовательно, и года нет. Так, по-вашему?
— Нет.
— А как?
— Мы о дате говорим. Всего лишь о дате.
— Вот и выходит, что такой простой вопрос, как сегодняшнее число поставил вас в затруднение.
Наконец, она вспомнила этого человека. Да это же Марк Аронович! Председательствует в комиссии. Саша обещал поддержку. Осталось вспомнить, кто такой Саша.
— Вы уже там решили, что я сумасшедшая. Тогда решили. А спрашиваете меня о дате.
— Когда? — пристально посмотрел на нее кандидат наук.
— В палате у Сони. Это она врет, не я. Она сочиняет истории, в которых нет ни доли правды. Я только не понимаю, зачем она это делает. Никак не могу понять…
— Значит, ваша сестра врет?
— Да.
— Что в ее словах неправда?
— Во-первых, она не моя сестра.
Следователь по особо важным делам не выдержал и хмыкнул. Марк Аронович посмотрел на него с осуждением. Мол, надо держать себя в руках. Потом сказал мягко:
— Мы немного в курсе. Вы не помните, какое сегодня число, поэтому мысленно все время возвращаетесь к тому моменту, когда Соня отказалась признавать вас сестрой.
— Чушь!
— Хорошо. И что вы предлагаете?
— Узнать правду. Пусть она расскажет.
— Какую правду?
— Что у меня нет никакой сестры. Я имею в виду… — она вдруг осеклась.
— Что вы имеете в виду?
— Труп в цветнике. Другой сестры у меня нет.
