В просторной квартире была оборудована студия. Все
пространство вдоль стен заставлено картинами. Тут же лежал надувной матрас
вместо кровати, еще были журнальный столик с остатками трапезы, три стула, на
которых тоже стояли картины. И невероятное количество всякого хлама – старых
самоваров, странного вида горшков, бутылок и даже фрагментов мебели: резные
ножки стульев и дверцы шкафа с вологодской росписью. Впрочем, сама хозяйка все
это вряд ли считала хламом.
Общий вид жилища вызывал уныние, несмотря на обилие света. И
дело было не в вещах, а в самой атмосфере квартиры. В воздухе, что называется,
витал дух одиночества и несчастья. Мне показалось, я уже все знаю об этой
женщине, лишь только я вошла сюда, о ее холодных ночах и тоскливом утре, может,
потому, что этот кисловатый вкус неприкаянности мне самой был хорошо знаком.
Картины стояли изображением к стене, но и той одной, что
была на мольберте в центре комнаты, оказалось вполне достаточно. Крест в виде
реактивного самолета, а на нем фигура обнаженной распятой женщины, с
неестественно вывернутыми руками и ногами. Вместо тернового венца – заячьи ушки
на ободке. Картина произвела на меня гнетущее впечатление, спасло лишь то, что
написана она была плохо, и тоску быстро сменило раздражение.
Девушка сняла картину с мольберта и приставила ее к стене.
Признаться, я вздохнула с облегчением.
– Не любите показывать свои работы?
– А вы что, разбираетесь в живописи? – Стало ясно,
характер у девушки колючий, и мне придется нелегко. – Вы что, сюда
специально из-за нее приехали? – с недоверием спросила Инна.
– Вы имеете в виду несчастный случай с Людмилой
Матвеевной?
– Ну да.
– Почему вас это удивляет?
– Вы же сами говорите: несчастный случай, чего сюда
тащиться?
– Хотелось бы кое-что уточнить.
– Ладно, садитесь. – Она освободила от картин один
стул.
– Вы давно живете в этом городе?
– С семнадцати лет. Как в институт поступила.
– В вашем родном городе есть отделение худграфа…
– Ну и что? – пожала она плечами.
– Решение учиться здесь было как-то связано с женитьбой
отца?
– Он мой отчим. Вы что, не знали об этом? Он удочерил
меня, как только женился на моей матери.
– Ваши отношения с ним…
– У нас прекрасные отношения, – перебила она
меня. – Когда мать погибла, он мог сдать меня в интернат. Но он этого не
сделал. Каждый месяц переводит мне двадцать пять тысяч, если бы я попросила,
переводил бы больше, эту квартиру тоже он купил. Я не продала ни одной своей
картины и, если бы не он, пухла б с голоду. Или горбатилась в какой-нибудь
конторе за гроши. Он верит, что у меня есть талант, – усмехнулась она.
– Что ж в этом удивительного?
– Ничего. Просто у меня нет таланта. И никогда не было.
Я заметила, как вы поморщились, глядя на мою картину. Не понравилось?
– Почему же?
– Врать-то зачем?
– По одной картине трудно судить, – дипломатично
ответила я, пожав плечами.
– Они все никуда не годятся.
Девушка прошлась по студии, села на надувной матрас и
закуталась в плед, зябко ежась, хотя в квартире было тепло, даже душно.
– Чего вы от меня хотите? – спросила она с вызовом.
– Расскажите о семье отчима.
– Хорошая семья, все любили друг друга и были
счастливы. – Она сказала это без иронии.
– У вас не сложились отношения с Людмилой Матвеевной?
– С этой тупой коровой? – фыркнула она. – Да
я ее знать не знаю.
– Что не мешает вам давать ей подобную
характеристику, – заметила я.
– Она ей соответствует.
– Почему, можно спросить?
– Потому что ее интересовал только один человек на
свете – она сама. Все остальное значение не имело. Слушайте, зачем вы приехали?
– Я ведь уже ответила на ваш вопрос, разве нет?
– Наверное, я не слышала.
– Ваши родители, я имею в виду вашу мать и отчима, они
ладили друг с другом?
– Не помню, чтобы они когда-нибудь ссорились. У нас
вообще была образцовая семья.
– Вы с самого начала знали, что Владимир Сергеевич вам
не родной отец?
– Конечно. Мать вышла за него замуж, когда мне
исполнилось шесть лет, моему настоящему отцу не было до меня никакого дела.
Сомневаюсь, что он хоть раз вспомнил о моем существовании.
– Корзухин был хорошим отцом?
– Это что, имеет отношение к смерти его жены?
– В общем, нет. Если не хотите, не отвечайте.
– Если он до сих пор мне помогает, нетрудно догадаться.
– Он любил вас?
– Да. А я любила его. И сейчас люблю, – добавила
она со вздохом. – Теперь я понимаю, как счастлива была…
– Он женился вторично, когда Вике было уже пять лет.
Это связано…
– Понятия не имею, с чем это связано. Я знать не знала,
что у него кто-то есть. Сказала, что хочу учиться в этом городе, и удивилась,
как легко он согласился. Оказывается, они уже обо всем договорились, и мой
отъезд был как нельзя кстати.
– Вас это задело?
– Конечно нет. Он должен был устроить свою жизнь. Я
стала взрослой. У него свой путь, у меня свой. Просто моя жизнь не задалась, и
я выгляжу злобной сукой. Не обращайте внимания.
– С отчимом вы часто видитесь?
– Обычно он приезжает раз в месяц, иногда чаще. Перед
праздником или днем рождения. Деньги мне переводят на карточку, так что он
приезжает не для того… Просто ему меня жаль.
– Или он до сих пор вас любит.
– Надеюсь. По-вашему, я любви не заслуживаю? –
усмехнулась она.
– Отчего же?
– Ладно, валяйте дальше свои вопросы.
– Вы сказали, он приезжает раз в месяц. А вы сами часто
ездили к нему?
– После того, как они перебрались в областной центр,
только однажды – на ее похороны.
– Почему?
– Господи, ну неужели не ясно? Что мне там делать? У
них семья, своя жизнь….
