Потому, что вовсе незачем тому знать, что Надежда опять
интересуется криминалом.
Итак, придя пораньше с работы, Надежда накормила свое
ненасытное рыжее сокровище — кота Бейсика — фрикадельками с обязательным
добавлением тертой морковки, как советовал ветеринар, тщательно вытерла
кухонный стол, разложила на нем листки бумаги и принялась размышлять.
Пять совершенно разных по социальному положению женщин. На
вид нет никакой между ними связи. И общее только одно — все жуткие стервы,
причем были такими всегда. Насчет Сталины Надежда знала точно, а в остальных
случаях полагалась на свидетельства очевидцев. Еще общее у них возраст — у всех
приблизительно дни рождения совпадают с точностью до двух недель, не считая
Мадам Джакузи, и всем женщинам исполнилось бы пятьдесят два года.
И дата-то не круглая, вздохнула Надежда, зачем же ее с такой
помпой отмечать?
Начнем по-другому. Что знал преступник про свои жертвы? Что
они все имеют отвратительные характеры — это из области мистики, это пока
оставим, обратимся к фактам.
Итак, убийца знал дату рождения каждой женщины, ее возраст,
семейное положение, место жительства и место работы.
Хотя насчет места жительства… Почти всех он убивал на работе
— и директрису школы, и эту.., в Институте животноводства, Евдокию-дворника, а
так же Мадам Джакузи.
И только Сталину — с садоводстве. Это можно объяснить только
тем, что институт, где работала Сталина, да и сама Надежда — бывший номерной,
работал раньше на оборонку. Теперь, конечно, секретность сняли, но проходная и
пропуска остались, так что попасть постороннему человеку туда сложно. А в
садоводстве дело значительно проще. Стало быть, преступник знал, что у Сталины
есть дача и что поехала она туда одна.
Следил он за ней, что ли? Тогда выходит, что он за всеми
женщинами следил, знал их привычки. Знал, например, что директриса любит одна в
школе допоздна задерживаться, знал, что у этой Точилло, которая глистов
изучает, свой отдельный кабинет, куда сотрудников лишний раз и калачом не
заманишь, знал, что Евдокия лестницу моет каждый день примерно в шесть утра…
Так, следить он за ними, конечно, мог, но как, если можно так выразиться, он с
ними познакомился, где и когда он взял их на заметку? Потому что дураку ясно,
что выбор преступника не случаен.
Надежда откинулась на стуле и заложила руки за голову. А вот
интересно, думала она, пятьдесят два года — это его любимый возраст. А вдруг он
решит, что те, предыдущие, для него несколько староваты и перейдет на женщин
помоложе? Например, сорок восемь — чем не возраст? Именно столько самой
Надежде. Но нужно надеяться на лучшее.
Пять женщин разного общественного положения, но одинакового
возраста. Где они могли пересечься? Они могли ходить в детстве в одну школу, но
они этого не делали, потому что милиция бы выяснила — такое выяснить несложно.
Да Надежда и сама знает, потому что дворничиха Евдокия, например, родилась в
деревне в Калининской области и приехала в город, когда ей было двадцать лет.
Стало быть, в школу она ходила у себя в деревне.
Они никогда не жили в одном доме.
Это тоже милиция сразу бы обнаружила.
Они не регистрировали свой брак в одном и том же загсе или
Дворце бракосочетания, потому что Римма Точилло, например, вообще никогда не
была замужем. То же самое касается Дворца малютки, потому что опять-таки у той
же Точилло и у директрисы нет детей, да и у Мадам Джакузи, кажется, тоже.
Надежда прикидывала и так и сяк, но ничего путного не смогла
придумать. Смутная догадка забрезжила у нее в мозгу, но ускользнула, а потом
вдруг послышался поворот ключа в замке, и Надежда еле успела убрать подальше
разрисованные листки. Оказалось, последнюю лекцию почему-то отменили, и муж
сегодня пришел пораньше.
* * *
В назначенное время Сергей пришел на указанное рыжебородым
Юрой место встречи. Тот уже ждал его — в сильно поношенной спортивной куртке, с
рюкзаком за плечами. Сергей тоже оделся, как велел ему новый знакомый, —
потеплее и попроще.
— Сюда, — настороженно оглядевшись, Юрий приоткрыл
неплотно притворенное окно подвала — А что ты так оглядываешься? — шепотом
спросил Сергей.
— Да чтобы кошатники, стервецы, окошко не заметили.
Заколотят так, что потом в жизни в этот подвал не попадешь. Или не выйдешь. У
меня раз так было…
— Как же ты на волю вышел-то? — полюбопытствовал
Сергей.
— Два дня по подвалам шастал, обходной путь искал.
Хорошо, бомжи встретились, выпустили.
Проскользнув в окошко, он помог спуститься Сергею. В
подвале, как и следовало ожидать, было совершенно темно и пахло плесенью. Юрий повозился
в темноте, и через минуту узкий луч яркого света прорезал потемки. В первый
момент Сергей слегка ослеп, но, привыкнув к новому освещению, разглядел, что
источником света был фонарь, прикрепленный к строительной каске, которую надел
рыжебородый следопыт, — самодеятельной копии шахтерского шлема.
— Если привык к темноте, то пошли, — сказал Юрий
вполголоса, — путь у нас неблизкий.
Сергей побрел за своим новым знакомым, перешагивая горы
разнообразного мусора.
В горле першило от острых неприятных запахов — смеси
цементной пыли, сырости, кошачьей вони. В глубине души Сергей был на стороне
пресловутых «кошатников».
Юрий уверенно находил путь среди окружающего хлама. Минут
двадцать они шагали по бесконечному подвалу. Сергей уже совершенно не
представлял, где они находятся и куда идут.
Неожиданно впереди забрезжил слабый свет. Юрий поднес палец
к губам, призывая новичка к тишине, и крадучись двинулся к свету. Выглянув
из-за очередного проема, он поманил Сергея за собой.
Подойдя к нему и заглянув через плечо, Сергей увидел
идиллическую картинку.
Крупный, заросший густой клочковатой бородой до самых глаз
мужчина неопределенного возраста возлежал на груде мешковины и разнообразного
немыслимого тряпья и при свете горящей коптилки зашивал ватник. В ногах у него
мирно посапывала собака неопределенной породы, заросшая такой же густой и
клочковатой шерстью, как ее хозяин.
— Это кто к нам пожаловал? — осведомился бомж,
почувствовав присутствие людей.
— Это я, Михеич, Юра! — Юрий вышел на свет
коптилки, выключив свой фонарь, чтобы позволить аборигену разглядеть себя.
— А, Юрик, заходи. — Михеич сделал приглашающий
жест, как гостеприимный хозяин на пороге своей квартиры, однако подниматься с
импровизированного ложа не стал. — А ты, Борисовна, что же
дрыхнешь? — Он ткнул ногой собаку. — Хоть бы тявкнула! Этак все
имущество проспишь!
Это хорошо — сейчас добрые люди пришли, а то мало ли тут
ходит всяких!
Борисовна жалобно заскулила во сне, оправдываясь, но
просыпаться и не подумала.
— А с тобой, Юрик, никак новенький?
